Оглавление:
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 Глава 16 Глава 17 Глава 18 Глава 19 Глава 20 Глава 21 Глава 22 Глава 23 Глава 24 Глава 25 Глава 26 Глава 27 Глава 28 Глава 29 Эпилог
—
ПРОЛОГ
(Москва, весна 2005 года)
Я просыпаюсь ярким солнечным утром. Меня будит звонок моего мобильного. Опять Римма: когда звонит она, телефон «играет» электронную версию песни «Параноид» старого «Black Sabbath».
— Ал-ло… — говорю я охрипшим голосом: вчера пела в «Запаснике».
— Д-утр, Лана. А я — не сплю. Мне новая мелодия спать не дает. Когда к вам можно? Пока дети в Калуге, хочу с тобой поиграть от души.
— А мы еще спим… Римк, ты не лопнешь от музыки? Только вчера концерт отыграли. Приходи в двенадцать, к этому времени, думаю, выползем.
Смотрю на часы. Начало одиннадцатого. Если учесть, что легли в четвертом часу утра, то спали не так уж долго. Ох уж эта Римма! Она променяла личную жизнь на гитару, сидит с ней все свободное и не очень свободное время…
Я поворачиваюсь на другой бок и прячу лицо в родную грудь моего Виталеньки. Наверное, мне повезло, очень повезло. Четырнадцать лет мы вместе, как один день! А повезло мне потому, что мы не просто супруги: мы делаем общее дело вместе, и уже не ссоримся, как раньше.
Вчера классно отыграли и получили денежку. У нас таких концертов – двадцать в месяц, и каждый, как праздник.
Я лежу на любимом плече моего мужа, я целую его пушистые светлые ресницы, глажу по волосам: все таким же длинным и белоснежным. После тридцати он немного располнел, отрастил бороду, и мне очень нравится его новый образ.
Мои поцелуи разбудили Виталеньку. Он в момент загорается, как пламя от искры, и начинает страстно ласкать меня. Я смеюсь и вздыхаю: вот его напор, вот – наше слияние, стремительное, бурное. Я извиваюсь и таю в его родных руках. И тут же «умираю» от экстаза.
— Доброе утро, Лисичка! Тебе хорошо?
— Не то слово!
Виталик разворачивает меня спиной к себе и продолжает… Сначала медленно, потом быстрее, быстрее, и – совсем быстро, когда новая волна блаженства накатывает на меня, она бьет уже изнутри, а после – в меня льется теплая струя его любви.
Я прячу лицо в подушку, чтоб не закричать и не разбудить проснувшуюся в другой комнате Анютку. Виталик падает мне на спину, целует мою шею, волосы… А потом мы, сплетенные в одно целое, переворачиваемся, и снова целуемся.
— Ты вчера была великолепна. Я всегда после наших концертов хочу тебя еще сильнее.
— Я люблю тебя, Беленький! А помнишь, когда я хотела уйти от тебя? В самом начале? А ты не пустил…
— Как такую замечательную девушку можно выбросить в эту жизнь одну? – ответил Виталик,- как музыкант и автор ты без меня не пропадешь, но представляешь, ничего не было бы: вот такого утра, Анютки, этой квартиры, нашего кошака Джима-разбойника, и всего, что мы с тобой сотворили вместе.
— Да-а… Я тебя очень, очень люблю!
— И я тебя, Лисенок!
— Сейчас Чудо-В-перьях придет, будем репетировать.
— Ну, вы даёте девчонки! С утра пораньше. Трудяги.
Вставать нам, конечно, не хотелось. Виталик снова обнял меня и целовал нежно.
В нашей спальне есть студийный уголок. Компьютер с МD-клавиатурой, микшерный пульт, три комбика: басовый, гитарный и еще один гитарный. На полу лежат всеразличные процессоры, в том числе и вокальный. Мы часто после любви слезаем с постели и сразу же начинаем делать музыку. Я пою, а Виталик играет, потом берет бас, а мне дает гитару. Да и Римма может в любой момент приехать к нам и присоединиться. Либо – мы с ней вдвоем сочиняем, пока Виталик по делам носится: совмещать обязанности директора моей группы и бас-гитариста очень, очень нелегко.
Вот зазвонил его мобильник.
— Слушаю, — сказал Виталик,- да, да, спасибо. Я подъеду к часу. Закажите мне пропуск. Фамилия? Афанасьев,- он положил телефон,- на Наше Радио зовут. Хотят договор с нами заключить, говорят, моя любимая написала форматную песню. Ты звезда, Ланушка.
— И ты будешь вкладывать деньги в ротацию?
— Да. Я буду брать кредит, но сначала я все узнаю. Сегодня, сейчас. Надо вставать и ехать.
Он решительно спрыгнул с нашей «двуспалки».
Я накинула халат, заколола волосы в хвост, пошла на кухню. Анюта играла с Джимом. Мы приучили ее не будить нас по утрам, и не ходить к нам в комнату без стука и повода. Я оставляю ей на утро йогурты и всякие вкусности.
Потом мы завтракаем всей семьей.
Три раза в неделю мы ходим с ней в дошкольную гимназию, два – в музыкальную школу.
— Доброе утро, мама и папа,- сказала она и обняла Виталю. Она очень любит «висеть» у него на шее. Анюта и Виталик – две капли воды – большая и маленькая.
А вот Римма, Чудо-В-перьях, решилась родить двоих, хотя живет практически одна. Я зову ее так потому, что недавно она сделала дорогущее мелирование на своих волосах до пояса. Хотя, говорят, оно уже вышло из моды, но мы – на сцене, и нам наплевать на моду. А еще я называю ее Чудо, потому, что сама не решаюсь пока на второго ребенка. Казалось бы, у меня все обстоит замечательно, а у Риммы…
Как красиво она встречалась с Валентином! Но пока я занималась своим становлением здесь, она стирала, тогда еще, пеленки малыша Владика и ругалась с Валькой. А три года назад, когда мы стали гарантийной, везде приглашаемой группой, она забеременела от своего «самого талантливого» ученика, художника и начинающего тогда гитариста Эдика, и родила Настену. Римма была на седьмом месяце, когда Эдик ушел играть альтернативный рок в одну молодую команду и заявил, что семья будет мешать его карьере. Если бы не мы все, еще не известно, что было бы с Риммой. ( Она до сих пор его любит.) Но Римма играла с нами до самых родов. И уже через две недели после оных, мы опять стояли на сцене вместе, а с Настеной сидела сначала ее мама, а потом Римма пригласила няню. (Мне с Аней тоже помогает гувернантка).
Сейчас Настена ходит по комнате в малюсеньких платьицах, говорит отдельные фразы и очень любит играть мамиными шнурами. А медиаторы Римма покупает оптом, так как они постоянно куда-то исчезают, и Римма часто боится, что ее полуторагодовалое чадо съест эту нужную ей пластмасску: «И что тогда будет!!!»
Хотя, если вспомнить, как все начиналось, наши судьбы надо было бы поменять местами.
—
Глава 1
— Послушай, Римма, а что ты собираешься делать после? – спросила я свою соседку по парте. (Я познакомилась с ней, когда мы были абитуриентками).
— В рок-группу – не пойду, — ответила она решительно,- пока я учусь для себя, а там – как Бог на душу положит.
— А я пойду, и знаешь, кто у меня будет играть? Вон тот черненький, что на задней парте.
Она улыбнулась, отвернулась к окну, потом снова повернулась со странным вопросом:
— А ты знаешь, кто такие хиппи?
— Знаю, но не так уж хорошо: хиппи никогда не была.
— А у меня есть знакомая компашка, правда они не совсем хиппы. Ты хочешь с ними познакомиться?
Я не ответила на этот вопрос, только сказала ей:
— У тебя, я смотрю, вид хипповый.
— А суть? Найсовковейшая. Впрочем, что ты любишь слушать?
— Рок, рок и только рок! – с жаром сказала Римма,- блюз и рок-н-ролл на первом месте!
— А я люблю все направления, но больше всего – хард-энд-хэви.
— Металл, светлый металл! – вырвались у Риммы слова песни.
Хорошо, когда приходишь на занятия задолго до их начала, тем более туда, куда ты так мечтала поступить! Все вокруг: этот класс, эти стены, казалось, дышали поэзией, все говорило само за себя: тебе здесь будет интересно и трудно.
И вот прозвонил звонок, и в аудиторию вошла молодая строгая дама, с прической, на каблуках:
— Здравствуйте! Садитесь! Я поздравляю вас с Новым Учебным годом…
А за окном бился в еще зеленых ветвях ясно-голубой день. Мой первый учебный день не в школе. Теперь я – студентка. Я поступила на эстрадное отделение в наш колледж культуры и искусства.
—
Глава 2
Кто мог подумать, что уже на следующий день ко мне в гости придет моя соседка по парте?!
У меня на всю квартиру «играл» «Лед Зеппелин», и я еле расслышала звонок в дверь.
— Привет, Лана, что делаешь? – Римма сняла кроссовки, и смело прошла в комнату.
— Ничего пока, слушаю, — я приглушила звук магнитофона.
— И как можно в такой день сидеть дома? Пошли, на улице так хорошо, такой воздух! Погуляем, зайдем в одну команду…
Римма меня соблазнила. Сердце как будто само подсказало: иди! И, уже влезая в свои любимые джинсы, я ее спросила:
— А что они играют?
— Техно-рок, психодело-панк. Короче, сама услышишь.
— А я думала, «железо»…
— Успеешь еще, Железо. Пошли!
Это было большое здание института. Я проходила мимо него много раз, и никогда не могла подумать, что и здесь можно приютиться и играть «панкуху». Мы вошли в актовый зал, и прошли через него за кулисы. Римма постучала в дверь маленькой каморки:
— Вползите, — услышала я хриплый голос.
Римма толкнула дверь коленом:
— Привет калужскому панк-року!
— Здрастье, — не то, весело, не то иронично сказал парень с электрогитарой.
— Как делишки, как детишки,- заважничала Римма,- а это – Лана.
— Очень приятно, — ответил барабанщик с ехидной улыбкой, — Ну, детишки у нас еще не плачут, а вот делишки.…Услышите сейчас. Да, Женек?
Как я поняла, Женек – это их солист. Он сидел на стуле и курил, положив одну ногу на колено другой. А гитарист настраивал свой инструмент.
— Раз, раз,- подскочил к микрофону Женя,- Костик, низких больше дай.
Басист Костик повернул ручку тембра на мониторе, а мы с Риммой удобно устроились на ящике у стенки. Они начали играть свою старую, хорошо «накатанную» программу. Песни их были банальны, они напоминали орущие из каждого окна шлягеры «Технологии», только с более резким, утяжеленным звучанием. Трудно было не услышать примитивные соло гитары и отсутствие голоса у вокалиста. Мне хотелось встать и уйти. Но тут, к великому счастью Костик сказал:
— Ребят, давайте покурим, а?
— Давай! – гитарист щелкнул своей зажигалкой. Римма тоже не отставала от них.
— Римм, мне надоело тут сидеть, — почти неслышно сказала я.
— Сейчас пойдем, я докурю, ладно?
Но тут открылась дверь, и, подобный демону, только с белыми волосами ниже плеч, вошел в каморку высокий парень:
— Привет, ребята!
— Виталя, — воскликнул Женек, как давно мы тебя не видели!
Вся группа пожала ему руку и раз двадцать спросила: «Ну, как дела?»
— А никак. Играем.
— Еще не выковали свой металл?
— Теперь уже трэш.
Ох, как пристально я на него посмотрела! Я еще никогда не смотрела так на парней, хотя встречалась, целовалась, что называется «ходила» с ними…
Виталя тоже посмотрел на меня, но не так, а искоса, через плечо. Он попросил клавишника ненадолго занять его место, и, поглядывая, на меня, очаровывал красивой мелодией. Просто играл. Ребята курили, разговаривали, но голоса их доносились до меня сквозь музыку. Были он, и я. Я встала, взяла гитару и подстроилась под него.
…За мною закрылась дверь каморки, но его лицо не могло растаять. Перед моими глазами стоял этот Виталька, в голове звучала его музыка… И наш дуэт.
—
Глава 3
Сегодня суббота. Я пришла из колледжа, и дома была мама. Папа, видимо, куда-то ушел, а она сидела на кресле и читала газету.
Добрая, добрая мама! Как жаль тебя за то, что ты не сумела увидеть и понять, что в жизни кроме благосостояния, вкусной еды и красивых платьев есть еще и души людей, и те вечные ценности, во имя которых стоит ЖИТЬ и творить. Знай, что я могу бросить всё во имя того, чтоб выйти на большую сцену, потому что есть много-много тех, кто ждет меня, кто будет восхищаться мной, тех, кому нужно будет мое искусство…
— Вот слушай, что здесь пишут, — сказала мне мама,- «вероятно, и в следующем году нас не минует инфляция. Будут повышены цены на продукты питания, промышленные товары, услуги…» Видишь? Я говорила тебе: выбирай более денежную профессию, а ты… Музыка – это твое хобби, оно пройдет с возрастом. Ты подумай о том, что когда-то выйдешь замуж, родишь детей…
— Мама, но почему ты не понимаешь? Надо и музыкой кому-то заниматься. Профессионально.
— Что теперь изменишь? Ты взрослая девочка, и я не могла приказать тебе. Но ты могла быть более благоразумной. Хорошо еще – у нас отец зарабатывает. Но ты видишь, ЧТО творится в стране.
Святая тишина, которую никто не вправе нарушить. Я захожу в свою комнату и закрываю дверь. Это мой маленький мир. И я чувствую, что нахожусь в стороне от людей: задерганных, спешащих, как и моя мама, думающих о хлебе насущном.
А я могу идти по улицам и заглядываться то на резьбу на окнах старых покосившихся домов, то на ползущие вдаль облака, даже на единственную каплю, падающую с ветки после дождя. И пишутся новые песни!..
А моя комната – это мир плакатов любимых групп, гитара, хорошие книги, маленький магнитофончик и полсотни кассет. На тумбочке возле кровати всегда лежит томик любимого поэта. Сейчас – это Николай Гумилев.
Я пролистала новый номер «РокАДЫ», и, захлопнув его, включила «Блэк Саббат». Под его аккорды я чувствую, как у меня вырастают крылья, и хочется только одного: подняться и улететь.
—
Глава 4
Первые осенние дожди дали о себе знать. Ветер был беспощаден: он ломал ветви, срывал желтеющие листья, и гремел рамами открытого окна в моей комнате.
Я заметила, что на мокром подоконнике синеют растекшиеся строчки забытого мной стихотворения. «А, это та самая песня! Нет, это должно быть не так!»
И на другой день, когда я обходила невысохшие лужи, она не оставляла меня.
Ты не чувствуешь небо сквозь тучи,
Ты не знаешь его синевы,
И все кажется блеклым и скучным,
Оттого, что погасли мечты.
Оттого, что листвы прозрачность –
Только зелени полотно,
Оттого, что распято Счастье,
Смыто горьким, желанным вином…
Стихи не отступали от меня, поэтому я присела на первую, встретившуюся мне лавочку, вынула из сумки попавшуюся под руки тетрадку, и на последней странице быстро написала эти строки. Они уже звучали во мне, и я писала припев:
Есть прелюдии тоньше,
Чем струи
Слепого дождя.
Но суета
Картины рисует
Для тебя, для тебя, —
Рука машинально проставляла буквы-аккорды. Наконец, я подняла глаза, увидела, что сижу в красивом желто-зеленом дворике.
И тут глаза встретили его, того самого Виталю, которого я видела две недели назад на репетиции знакомых Риммы. Он сидел рядом…
Сначала Виталя не заметил меня, но видимо долго я смотрела на него – повернулся. Я попыталась не смотреть пристально, но мой неловкий поворот, и ручка, лежавшая на тетрадке, упала. А ветер перевернул исписанный лист.
— Простите, Вы уронили это? – робко, но внятно произнес парень, поднял ручку и отдал ее мне.
— Спасибо, — я перевернула обратно тетрадный лист.
Он удивленно посмотрел в текст моей новой песни.
— Вы удивляетесь? Я люблю вот так часами сидеть в окружении зелени, — продолжила я.
— И старой архитектуры…
— Да, дома здесь красивые, на этой улице – в стиле ампир.
— Ты пишешь песни? – глядя мне в глаза, спросил он.
— Что-то смутное.
— Почему ты так говоришь? Меня страшно заинтересовало, то, что в твоей тетради. Как тебя зовут?
— Лана. А меня заинтересовало то, что ты играл тогда у ребят…
— Так это была ты?! Да, я помню. Можно, я провожу тебя? Мне надо…можно мне… с тобой поговорить?..
Когда ночь смыла все заботы дня, и я, наконец, добралась до постели, перед глазами снова и снова всплывало то, что произошло сегодня после занятий. Я вспомнила, как, проводив меня до подъезда, Виталя еще долго не уходил, а я глядела в окно на лестничной клетке и тоже долго не решалась отойти от него.
Что все это значит? Счастливая случайность или подарок судьбы? А может, новое разочарование?..
В темноте, как будто оживал его образ: большие голубые глаза, белые волосы и лицо, красивое своей некрасивостью. В голове вертелась только одна фраза: «А ты все-таки приходи к нам».
—
Глава 5
Я встретилась с Виталей в своем дворе, и мы пошли на репетицию его группы вместе. Комната, в которой репетировала группа Витали, показалась мне довольной просторной.
— Привет, ребята! – живо, без всякого стеснения сказала я им.
— Привет. Привет, Виталя! Ну что, будем делать новую вещь?
— Будем. Кстати, познакомьтесь – это Лана.
— Шура, — протянул мне руку гитарист.
— Коля, — представился барабанщик, — А ты играешь на чем-нибудь?
— Вообще-то на гитаре, а так – пишу песни.
И тут открылась дверь, и в комнату вошел еще один паренек. Он поздоровался со всеми, и, взглянув на меня, выставил на стол две бутылки кефира.
— Зрастье,- сказал мне он.
— Здравствуйте, — его тоном ответила я, — вы трэш играете, да?
— Ты любишь трэш?
— А что не верится?
— Честное слово, нет, — улыбнулся он, подключая свою гитару.
— А тебя как зовут?
— Валентин.
Вначале они настраивались, потом играли старые вещи. Мне понравилась их музыка, и хотя немного чувствовался непрофессионализм, всё вместе звучало неплохо.
— Ну что, погнали «Путь в ад»? – спросил у группы Виталик.
— Погнали! – согласился Шура, и взял первые аккорды.
Звучала песня. С первого взгляда мрачная, «сатанинская», но если вдуматься:
Ты – хищный зверь,
Мы – подобие стада.
Шура искоса поглядывал на меня, в его взгляде я читала возмущение тем, что я, девушка, пришла к ним на репетицию. Вроде как посторонняя…
Но я знала своё: Виталик предложил начать сотрудничать, писать для них тексты.
«Путь в ад» был нелегок. Постоянно сбивались, ошибались, начинали снова.
Валя уже начал было рыться в кармане в поисках сигареты, как Виталина бас-гитара заговорила снова: «тум-ту-тум; тум-ту-тум». И Шура внимательно, прислушиваясь к нему, затаил дыхание, и, незаметно для себя открыл всей группе секрет их песни: соло, которое последовало после второго куплета, оживило композицию.
А Коля, дослушав до конца Шуру, не стал ожидать команды лидера:
— Раз, два, три! – и ударил по барабанам изо всей силы. Валентин забыл о своей сигарете. Комната опять была охвачена звуками, стены дрожали и «Путь в ад» продолжался. Он стал таким, каким его хотели слышать все ребята, каким я предчувствовала услышать.
— Блин, это клёво! – завопил Шура после песни.
— Это клёво! – вторил ему Виталик.
— А давайте покурим! – Валя достал желанную «Приму» и подбежал к зажженной спичке Шуры.
Ребята оставили инструменты, и вышли в коридор, серые табачные облака рассеивались под потолком. За гитаристами вышел Коля. Разгоряченные, они обсуждали свой «Путь». Мы с Виталей остались. Он – вокалист, басист,- лидер у этих ребят. Кроме того, пишет почти все песни для группы.
Виталик был очень сосредоточен, и когда мы остались вдвоем, развернул листы с моими стихами и стал подбирать какую-то мелодию.
Я тоже решила пообщаться со всей командой и тоже вышла в коридор, присела, облокотившись к стенке. Тут же подскочил Валя с бутылкой кефира и сигаретой. Он протянул мне и то и другое.
— Нет, спасибо, я не курю, а от кефира не откажусь.
— А Начальник опять песню пишет, — словно рассуждая, произнес Валентин.
— Это кто?
— Виталя.
— А…
—
Глава 6
Группа «Blind Guardian».
Темнота. Свечи. За окном шуршит ветер. Она одна сидела в своей комнате и пыталась понять душу своей подруги.
— Это так здорово! – сказала Римма вслух, — теперь я понимаю, почему такая музыка, музыка вообще, может быть её жизнью!
Все собрались «на хате» именинницы за «праздничным столом». Стола никакого не было (какой там стол!) – просто посередине стояла табуретка, застеленная клеенкой, а вокруг, кто на стульях, кресле, ручках кресла, а кто – на полу, сидели пиплы. На табуретке стояли бутылки с выпивкой, консервы, лежал хлебный «кирпич» и нож.
Пиплы отрезали хлеб, кому было надо, ели консервы – все одной вилкой и пили портвейн.
Один из них, паренек лет пятнадцати, достал откуда-то недорогой букетик.
— Вам сегодня все цветы, прекрасная Маркиза, — с иронией обратился он к имениннице.
— Благодарю! Я очень люблю цветы! – сказала Маркиза
В углу на полу стоял «вертак», то есть проигрыватель виниловых дисков, крутилась пластинка с каким-то рок-н-роллом.
Маркиза еще не была пьяной. Она – королева этой тусовки. Вокруг нее собирались ребята моложе ее, еще подростки, а ей в этот день исполнялось двадцать. Но Маркизе было интересно с ними: ее все слушали и делали так, как хотела она.
Неизвестно, как Римма познакомилась с нею. В душе Римма очень любила Маркизу, а на ребят-пиплов смотрела, как на «малолеток-сопляков».
Доиграла до конца сторона на пластинке, и тот пятнадцатилетний паренек, что дарил Маркизе цветы, стал наигрывать на гитаре какую-то мелодию.
— Слышь, спой что-нибудь, — сказала ему Маркиза.
— Не, Маркиза, я петь не буду. Я не умею.
— Да ладно, не умеешь, ну спой!
— Спой! – попросили ребята.
— Пусть лучше Римма споет, она у нас проф., — огрызнулся пипл.
— Ну, пусть споет Римма, — властно сказала Маркиза, — я хочу послушать живой голос.
Римма отрицательно помотала головой.
— Римма, тебя все просят.
— Ладно, я спою, — взяла гитару у пипла Римма,- только что?
— Ты что, ничего не знаешь?- сказала Маркиза, — что-нибудь…
Римма хорошо, легко играла на гитаре:
Хочу я всех мочалок застебать,
Нажав ногой своей на мощный фуз,
И я пою крутую песнь свою:
Мочалкин блюз… —
по‑бардовски пела она. После недолгой паузы, Римма снова запела:
Мне никогда не войти в этот сад,
В нем нет следов для меня.
Я ненавижу штыки оград,
Бьющих сплетение дня.
Она пела эту песню вдохновенно. Римма еще раз посмотрела на всех, на эту табуретку с выпивкой, грязный деревянный пол, серый дымный воздух, и ей вдруг сделалось не по себе.
Но в сердце – мертвая зона, — пела она, и один лишь вопрос подтачивал сердце: что, собственно, они делают?
— Ну что, Маркиза, тебе понравилось, — спросила она.
— По-моему это несильно и неискренне, — ответила та, задерживая в себе дым папиросы.
Многие стали потрошить «Беломорканал» и забивать в пустые трубочки другую траву – план.
— Какой парфоз! – перебил Маркизу один из пиплов, — не песня, а парфоз!
— Давайте выпьем за нас, потомков американских Детей Цветов! – громко сказал кто-то.
Все потянулись к стаканам. Лишь Римма не прикоснулась к вину. Она затушила начатую сигарету: «Почему мы так много курим? Как мне стало с ними скучно. Хипповская система… Они думают, что понимают смысл жизни, на самом деле повторяют, как догмы, слова наших кумиров».
— Слышь, пиплы,- произнесла Маркиза, — летом я снова пойду на трассу.*) Кто со мной? – она вопросительно посмотрела на Римму.
За порогом Римму ожидала дождливая улица, размытые отражения фонарей на асфальте, странная темнота. Случайно вступив в глубокую лужу, она промочила ноги.
—
Глава 7
Прохладное июньское утро после выпускного вечера. Улица с деревянными домами, рядом зеленеет овраг.
Все, что происходило в этот день в любой школе, было не для нее. Римма просто сидела на фоне овражка, на мягкой зеленой траве при дороге и играла на гитаре. Она выводила замысловатые соло, «снятые» с записей своих любимых гитаристов. Мимо нее шли, оглядываясь, нарядные выпускники и выпускницы. «Самое главное – поступить туда, куда я так хочу», — думала она.
И, в потертой джинсе, растрепанная, но со всеми документами, пришла в школу.
Директор восседал за столом, писал какие-то бумажки, и вначале не заметил появления Риммы. Но «бельмо на глазу у всей школы» — бельмо на его ведомостях об успеваемости
*) означает: путешествовать автостопом.
и посещаемости, дало о себе знать.
— Захарова! – Вы, кажется, были отчислены? – громовым голосом проговорил он.
— Я ничего не знаю, я буду пересдавать!
Она швырнула документы на стол директора и вышла из кабинета.
Римма сидела перед комиссией со своей обычной, недорогой гитарой. Она сыграла пару классических этюдов, одну эстрадную вещь – выполнила все, что требовала комиссия.
— Хорошо, хорошо, — сказал экзаменатор, рассматривая ее документы, — Римма Захарова?
— Да.
— Только Вам один вопрос, Римма. Где документ о среднем образовании? Или Вы поступаете после неполной средней школы?
— Нет, ну что Вы! После полной.
— А где же аттестат? Мы вначале не хотели принимать у Вас экзамен…
— Так я принята или не принята на эстрадное отделение? – настырно спросила Римма.
— Как Вас принимать, когда нет документа?
— Главное – есть я. Бумажка будет…
И снова дождливая улица, темнота, одиннадцатый час вечера. Это были воспоминания о лете.
Потом она пришла ко мне пьяная, долго говорила о пиплах, о том, как из-за них оканчивала школу на двойки, как ее все-таки приняли в наш колледж, и даже хвалили за то, что она «умеет играть».
— Давай и после колледжа работать вместе, играть в одной команде, — сказала она в тот вечер мне на прощание.
Мы часто ходили друг к другу в гости. Вместе играли мои песни, а чаще пили чай или кофе, Римма курила на кухне, а я трещала ей о Виталике, и о его группе, которая никак не может придумать себе «имя», но, на мой взгляд, имеет неплохие перспективы.
Мне очень понравилась мама Риммы, Лариса Викторовна, и я поняла, почему Римка хипповала и все ей сходило с рук. Тетя Лариса была очень молодая, вечно занятая, и не самая счастливая в личной жизни, женщина. Она одевалась в одни и те же, но очень модные вещи, ярко красилась и носила модную длинную стрижку. Ей все это очень шло, она была безумно красива, и я удивлялась, что она никак не встретит свою любовь.
Когда я пришла к ним в первый раз, Римма показала мне в серванте фотографию в рамочке: на ней был изображен интересный молодой мужчина, похожий на Ринго Старра.
— Это мой папа. Ему сейчас сорок лет, он старше мамы на четыре года. Но я его никогда не видела. Он маму бросил, когда я грудная была. Мама тогда в институте училась… Он уехал «делать карьеру» — сначала в Питер, а потом в Москву. Наверное, сейчас в кооперативе работает. Папа — инженер-программист, технику очень любит, сам усилители собирает!.. – Римма вздохнула и грустно глянула в окно.
— То-то я и смотрю, почему ты так круто в аппарате разбираешься.
— Я? Круто? Да я так, методом тыка, у меня же два по физике… А эту квартиру нам бабушка разменяла. Она сказала маме: «Ларик, надо тебе замуж, а то, гляди, Римма скоро в ЗАГС пойдет, а ты одна останешься».
— И что мама?
— Ничего. Переехали сюда. Мама с утра до вечера на работе, она тоже программист… Работает на полторы ставки. Она говорит, что в этом городе достойных мужчин нет, единственный интеллигент – мой папа, и то – подлец и эгоист. А еще я маму со школы просила купить мне электрогитару, а к ней комбик и примочку… Сейчас самой стыдно, я еще не заработала…
Мама целыми днями у себя в КБ, а я тут одна тусуюсь. Если бы играть не стала, не сидела бы все дни напролет за инструментом, наверное, курила бы план и кололась, как друзья Маркизы. Ты знаешь, что они слушают? Смотри – «Procol Harum». Хочешь, поставлю? Ты такое не любишь. А я с ними так и начала тусоваться. Где еще сейчас такое достанешь? У Маркизы есть друзья в Москве, они с Горбушки все привозят. Да тебе, Ланк, это не понравится, — Римма воткнула кассету в магнитофон, — ну как?
— Супер!
— Ну вот. А ты – металл, металл…
— Ты знаешь, Римма, я стараюсь все слушать, ведь рок – многогранен, вот я вообще Билла Хейли люблю.
— У тебя есть?! Дашь переписать?
— Завтра в колледж принесу. Римм, а ты никого еще не любила? – спросила я, и мое сердце забилось сильнее…
—
Глава 8
Вот так прошла осень. Было много ярких и необычных событий в моей жизни…
Мы с Виталенькой стояли на кухне. Домывала посуду мама, он держал меня за руку, а я говорила уверенно:
— Мама, мы хотим быть вместе.
— Так что же? Вы и так встречаетесь.
Я искоса посмотрела на Виталю.
— Я предложил Лане жить вместе,- сказал он, в конце концов, я уже сделал ей предложение. Но мы хотели бы узнать друг друга лучше до свадьбы.
— Милый мальчик, а помнишь ли ты, что ей только семнадцать лет?
— Я знаю. Ну и что? Я работаю, и думаю, что могу взять на себя ответственность.
— Садитесь, дети, — пододвинула табуретки мама, — хотите чаю?
— Хотим, — сказала я твердо, — скоро Новый год. Как странно! Ты думаешь, мы мало встречались?
— Да, Лана, говорит правду,- сказал Виталик. – Вы не подумайте, Екатерина Алексеевна, что я хочу использовать Лану. Я искренне люблю ее.
— Да, мама, мы – любим…
— Ишь, что придумали! – возмутилась мама,- да рано вам еще – совсем еще девочка, а ты, Виталик, хочешь жить с ней! И не думай об этом до ее совершеннолетия!
Когда он ушел, и я закрыла за Виталей дверь, мама подскочила ко мне, схватила за кофточку, потащила на кухню:
— Чья идея? Его! – орала она, — он хочет испортить невинную девочку, он!.. Любовь? Да пройдет она, ваша любовь через полгода. А нет, пожалуйста, в ЗАГС в 18 лет! Совсем распустились, жить они будут вместе!
Я развернулась и молча вышла из кухни.
«Привет, Ламенок!» – ласковым девичьим голосом доносились до меня слова из темноты. Я разложила перед собой листки письма, полученного накануне. Слезы оставляли на них следы, я перечитывала письмо несколько раз, пока «не въехала».
«…Наконец-то дорвалась до бумаги и пишу тебе. Извини за долгое молчание: времени в обрез. Как ты живешь? Поступила куда-нибудь или пошла работать? Слушаешь ли свой «металл» или уже бросила? Что новенького у вас в Калуге? И вообще, Лана, пиши мне о себе всё-всё…
… Я советую тебе тоже поступать учиться в Москву, если поступишь, конечно. Но учиться придется. И уже за неделю до стипендии ходить без копейки в кармане. Я с утра до вечера занимаюсь, а то, не дай Бог, выгонят за плохую успеваемость. А успевать надо и «уроки» выучить, и встретиться с парнем, и повидать интересных людей…
Недосыпаю: часто учу ночи напролет. Мои родители не захотели, чтоб я жила в общежитии. Они сняли мне комнату в центре, и (большое им за это спасибо!) платят за нее. Хозяйка у меня – что надо, живем мы мирно и здорово.
Ламенок, ты спрашивала о концертах: пока никаких новостей. Как что появится на афишах – сообщу. Но ты – все равно ко мне приезжай. В любое время. Даже с друзьями или родителями. Я всегда буду рада тебе. Жду ответа. Не забывай. Твоя подруга Ника».
Мне представилась Москва, Ника – элегантная студентка, вспоминался наш одиннадцатый класс: мы стоим в коридоре школы, мимо нас носятся пятиклассники. Ника всегда подсказывала мне на уроках. Она была отличницей, выпустилась с серебряной медалью, я же – из троек не вылизала, любила лишь историю и литературу. Но время само положило конец школьной каторге.
—
Глава 9
Никаких «обломов» мама мне не устраивала. С одной стороны – наивно верила, что если запретила, то все будет так, как хочет она, с другой же – вправду думала, что мы с Виталей поженимся.
Мы с Виталей пришли в нашу каморку первые, за час до репетиции. Было около пяти часов вечера, за окнами – уже черно. Группа Витали на Новый Год должна была выступать в одном из наших ДК, и в последнее время ребята много работали.
— Включи мне, Виталик…
Он воткнул в розетку вилку со шнуром, и аппарат заработал. Я подключила Валькину гитару и сыграла кусочек из песни любимой команды.
— А представляешь – вот так!- я взяла первые аккорды своей песни,- мечтаю о группе, смотри… Как здорово звучит в электричестве!
Виталя восхищенно смотрел на меня, потом сказал тихо:
— Брось, иди сюда моя Лисичка!
— Ладно, к черту, — я положила гитару и бросилась ему на колени, — ну что, уже успел соскучиться?
Настала тишина, в комнате слышался лишь звук включенной аппаратуры. Миг застыл в поцелуе.
— Привет! А вы… что тут делаете?
Мы встрепенулись. В комнату вошел Валя.
— Валь, прости.
Валя ничего не ответил. Сел, закурил, опустив голову на колени.
— Завтра 31-е число. Как-то пусто прошел год, второго только первый концерт. Тьфу! – пробурчал он.
— Ты – не злись, — спокойно сказал Виталик, — ты забываешь, что мы собираемся пробиваться дальше и не сидеть здесь. Я предлагаю поехать в Москву…
Мой очаровательный Виталик стоял в центре комнаты, вдохновенно обняв свой бас. Плохое настроение Вали улучшилось, когда ребята начали играть свою любимую инструменталку.
А после нее Виталя громко сказал всем:
— Кстати, зачем так блекло – группа под моим руководством? Кто читал булгаковскую «Белую гвардию»? А там случайно промелькнуло наше название – «Принц-Металл»
— Очень здорово! – сказал Шура, и посмотрел на меня, — а как к этому отнесется наша поэтесса?
— Виталя просто гений, — улыбнулась я.
—
Глава 10
Новый год решили отметить у меня. Я пригласила весь «Принц-Металл» и Римму.
Барабанщик Коля Никонов пришел вместе со своей юной женой Наташей. Мои мама и папа тоже сели за стол, проводили Старый год, но сразу после двенадцати, ушли в какие-то гости. Решили нам не мешать.
Искусственная елка загадочно мерцала при нескольких свечах. Мы доедали, допивали.
Римма посмотрела на Вальку (он сидел напротив нее), Валька тоже в упор посмотрел на Римму. Под столом же – он случайно зацепил ее ногу, Римма – сознательно наступила ему на ногу.
— Все, ребят! Перерыв…
Стол был сдвинут к стенке, я «врубила» магнитофон. Это были незабываемые «Scorpions». Виталька тотчас подхватил меня, Коля встал в пару с Наташей, Валя – пригласил Римму.
И уже в середине танца, когда музыка околдовала всех, Римма шепнула что-то Вале на ухо. Он ответил ей и обнял нежно…
— Что ты суетишься, Наташа, ты – в гостях.
— Так – привычка уже.
Я составила «горку» немытых тарелок; Наташа встала у окна, раскрыв настежь форточку.
— Ну и жара же у вас ту.
— Может, сегодня просто народу много?
— Это хорошо, что много! – ностальгически улыбнулась Наташа, — когда в моей жизни был такой вечер?
— А что так?
— Ничего. Се ля ви.
— Наташ,- я пододвинула ей табуретку, на другую села сама, — можно тебе задать один вопрос…
— Конечно, задавай.
— Ты счастлива в замужестве?
— Как сказать… Когда мы ссоримся, и мне хочется уйти из дома, я думаю: «Что, пойти к маме, поплакать на ее плече? Нет, лучше перестрадать».
— А почему бы – не к маме. Ведь мама не каменная – поймет.
— Бывают и каменные, — твердо ответила Наташа.
Полутемная, плохо освещенная передняя, ободранная, непривлекательная. Дверь рыжего цвета, что ведет в комнату, была закрыта. Наташа стояла на фоне нее – с виноватым видом. Ее мать в ярости размахивала табелем дочери:
— Снова тройка! Ты что, не знаешь, что тебе поступать в училище, где этот предмет будет профилирующий!
— Мама, я обещаю, что в следующей четверти…
— ЧТО в следующей четверти? В этой надо было заниматься! Ты теперь у меня никуда из дому не выйдешь!
Так было на протяжении нескольких лет ее ранней юности.
На всю квартиру звучала музыка. Наташа стояла перед зеркалом, красилась, и, конечно не заметила, как в комнату ворвалась мать. Первым делом она выключила магнитофон из розетки.
— Ты куда собираешься, ты, что забыла какой сегодня день? Я тебе что говорила: друзья только по выходным! – она прижала дочь к стенке, — ах, ты еще и красишься! Где ты берешь косметику? Отдай сейчас же всю!
— Мама, мне очень нужно уйти, пожалуйста…
— Что значит нужно?! Нужно? Почему ты меня не слушаешься, почему ты красишься, тварь такая?! – лицо Наташи вздрагивало от первых пощечин.
— Где твоя косметика? Я не позволю, чтоб моя дочь в таком раннем возрасте красилась! Отдавай сейчас же!
— Не отдам! Это мои личные вещи.
— Какие могут быть личные вещи? Здесь нет ничего твоего! Ты еще не заработала! Где ОНА? В сумке?! – она открыла сумку Наташи и вытащила косметичку, — я тебе, подлюке такой, дам, чтоб знала, как мне противоречить! Ты обязана меня слушаться!
Первый попавшийся под руки ремень, не знал, куда ему падать после размаха такой силы. Он – то попадал на нежное, чуть-чуть подкрашенное личико Наташи, оставляя вместе с дорожками слез, кроваво-синие следы, то нехотя отскакивал от спины девушки.
— Твоя работа – учиться, тебе ничего не должно быть нужно кроме учебы! Я сделаю из тебя человека! – кроткая Наташа ничего не могла ответить, ей некуда было себя девать…
Она уже не рыдала, а истошно кричала.
Мать сорвала с нее платье, заперла шкаф на ключ, и заставила бедную Наташу «обо всем хорошо подумать».
Но – ей повезло. На следующий день она вышла из школы и заметила, что через дорогу ее уже ждет ненаглядный Колька. Несмотря на машины, она перебежала дорогу и кинулась ему на шею:
— Наконец-то ты!
Иной возможности встречаться у Наташи и Коли теперь не было.
— Настанет время, я освобожу тебя, — говорил ей Коля, когда они шли, держась за руки по красивым центральным улицам.
— Вот так я и вышла замуж, — заключила свое откровение Наташа Никонова.
— Да, невесело.
— Нет, почему же, Коля подарил мне много незабываемых моментов, — сказала она после недолгой паузы, — ладно, пошли в комнату, ребята, наверное, соскучились уже без нас.
А «Принц-Металл» и Римма не скучали. Все сидели на «ковровом» полу. Гитара ходила по кругу, каждый пел то, что хотел. Когда очередь дошла до Риммы, она смело начала мой романс:
И было то – предчувствие тебя,
Когда прохлада душу согревала…
Ведь ты пришел в познание меня,
Когда совсем тебя не ожидала, —
пела и смотрела на Вальку.
Виталик неслышно встал, одним только взглядом позвал меня, и через секунду мы уже стояли в подъезде.
Он горячо целовал меня, а его руки таяли на моем теле, под одеждой. Я забывалась, воскресала, совершенно сознательно смотрела сквозь окно на небо, потом снова забывалась, и еле сдерживаясь от смеха, могла произнести только одно слово: «Милый»…
— Я сделаю все возможное, чтоб мы с тобой были вместе всегда, всю жизнь,- прошептал Виталик.
—
Глава 11
— А сейчас, — не просто сказал, а выкрикнул ведущий,- полчаса самой крутой музыки: группа «Принц-Металл» — встречайте!!!
У сцены росло число поклонников: несколько десятков рук поднялось над толпой. Казалось, на концерт пришли все, кто в нашем городе слушает тяжелый рок.
Я волновалась, как никогда, даже села на спинку кресла, и…
На сцену вылетели четверо черных и блестящих ребят.
Вопль – не надо слов:
Крови, костей, мук!
Война – достоянье псов,
Дело нечистых рук…
начал петь Виталик. Кто-то показывал пальцами «виктории», кто-то «козу хэви-метал», а кто-то размахивал шарфом.
— Коль! – в восторге крикнула Наташа, сидящая рядом со мною. А Римма тоже поднялась на спинку кресла.
И вот, на минуту оторвав взгляд от сцены, я заметила недалеко от нас сидящего «джинсового» незнакомца, с волосами чуть ли не до пояса. Он очень внимательно слушал виталину группу.
Так коснись еще раз моих губ,
Я хочу, чтоб была ты со мною…
В зале моментально зажгли спички, зажигалки, свечки, бенгальские огни. Это была медленная композиция с моим текстом, в котором Виталя вместо слова «был» пел «была».
А Наташа и Римма даже прослезились.
В заключение концерта звучала любимая инструменталка «Принц-металла», и музыканты из других команд присоединились к ним, и сыграли джем-сейшн.
— Молодцы! – ворвалась я в комнату за кулисами и села рядом с Виталей.
По стульям была развешана повседневная одежда ребят: они еще не хотели переодеваться, довольные, немного уставшие, все, кроме Витали и меня, курили.
— Привет, ребят! – вдруг открылась дверь, и вошел тот самый незнакомец, что так внимательно слушал их в зале.
— Привет (?)
— Ребят, меня зовут Алексей, я из Москвы. Меня друзья из группы «Крестный ход» на Новый год и на этот концерт пригласили. Вы мне понравились. У нас там много таких трэшеров, но вы все-таки оригинальны. Я предлагаю приехать и подействовать на наших. Вас поймут.
В гримерке повисла минутная тишина. Мы удивленно переглянулись.
— Давай координаты, я подъеду, — вдруг сказал Виталя.
Виталик и московский рокер обменялись визитками.
— Римма, бери быстрее шубы, пока вахтерша ушла! Мы вылетели на улицу, застегиваясь на ходу, стрелой помчались на вокзал. (Когда уезжает любимый, можно прогулять одну пару!)
…Виталя сидел в вагоне электрички. Он был очень серьезный.
— Через два дня, если надо будет, я вызову всю группу, — сказал мне он.
— Да, Виталя, тебе хорошо, ты в Москву едешь,- Римма закинула голову на деревянную спинку трехместного сиденья.
— Хорошо-то, хорошо, — ответил он,- но там еще надо будет найти свое место под солнцем, пока его не занял другой, менее талантливый и более предприимчивый.
— Ой, ребят, три минуты осталось,- сказала я. Виталик страстно поцеловал меня
— Ну, все, пока,- шепнула ему Римма.
—
Глава 12
Стихи ползли в голову, но рифмы путались, ничего не получалось – это была моя первая «одинокая» ночь. Родители на кухне говорили о политике, я слышала, как мама возбужденно отвечала папе:
— Да видела я твою партию в гробу и белых тапочках! А кто по магазинам ходить будет, готовить, убирать? Генеральный секретарь твоей партии? А то – закрылся газетой, я тебя и дома-то уже не вижу… лучше б помог по хозяйству, не все же мы с Ланкой! Она вон занимается сколько…
В снежный искрящийся январский денек, я вышла из колледжа… и…
Прямо напротив входа стоял Виталька с букетом алых гвоздик: наконец-то прошли долгие семь дней.
— Виталенька, Беленький! Неделя казалась вечностью!
— И я скучал без тебя, дорогая.
Замерзшие, счастливые, от мороза мы прятались в подъезде.
— Милый, я не хочу расставаться с тобой.
— Не хочешь? Я могу показать тебе…Решишься уйти от родителей? – Виталик достал из кармана бумажку, на ней был написан адрес.
— Я снял нам комнату. Мне мама помогла.
— А моя — меня не отпустит. Конфликта все равно не миновать.
Встав утром, я стала снимать со стен плакаты, собрала сумку. Папа ушел на работу рано. Я, конечно, хотела обо всем сказать ему, он меня понимает больше, но не успела.
— Куда ты собираешься? – вышла из своей комнаты мама.
— К Виталику. На самостоятельную жизнь.
— Как?! Почему ты мне ничего не сказала?
— Ты нам не разрешила жить вместе, я ухожу сама.
— Никуда у меня не пойдешь! Через мой труп! Она бросает мать с отцом и идет жить к чужому мужчине!- в слезах кричала мама.
— Он мне не чужой, я его люблю, а папа будет на моей стороне, вот увидишь! И хватит об этом!!!
Я оделась, буквально оттолкнув маму от двери, вышла на улицу и побежала к Витальке.
Круто, конечно, нехорошо получилось, но иногда, нужно идти и на разрыв.
С этого дня и началась моя ROCK-повесть, моя настоящая жизнь, поиск; крутые обломы и праздничные полеты.
Я пришла в маленький старый дом на Воскресенской улице, постучалась в дверь одной из комнат в коммунальной квартире. Мне открыл Виталик:
— Пришла? Вот не ожидал, — кинулся ко мне он, выхватывая сумки из рук, — я бы тебя сам забрал, только позвала бы!
Я все плакала, обняв Виталика, плакала от радости и оттого, что обидела маму и папу. Он взял меня на руки, усадил на диван и просто приласкал, как маленькую, успокаивал, говорил нежные слова. Но когда эти слова превратились в обоюдное желание большего, я нашла в себе силы вырваться, и сказала:
— Здесь – хорошо! Но давай дождемся ночи…
— Да. Ты права! – с жаром ответил он, вскочил с дивана и взял какие-то бумаги, — о, у меня сегодня пять учеников. Сколько денег! И тебе – презент!
Ему хорошо. Виталик уже закончил музучилище. Теперь он – вольный художник: днем – ученики, вечером – группа. Поэтому он стремится в Москву, он действительно профессионал.
И как я им восхищаюсь, как я без ума от него!
Я побежала в колледж ко второй паре. Мне не терпелось рассказать обо всем Римме.
—
Глава 13
И вот наступила ночь. Моя первая ночь с мужчиной, первая Близость.
Конечно, и до этого мы знали друг друга: море ласк, в которые окунал меня Виталя, было сказочным. Но на самое великое мы не решались: я не хотела, чтобы все ЭТО было «нелегально», наскоро сделано в каком-то углу. Хотелось красоты.
И вот… Я вошла в комнату в воздушном, полупрозрачном халатике, а Виталя уже ждал меня. Он снова сразил своей красотой.
— Ну, иди сюда, Лисичка!
Я залезла на тахту и кинулась на него:
— Люблю! Сейчас и вечно – люблю!
— И я тебя… Теперь мы всегда будем вместе, — и губы наши слились, как всегда, но не так…Каждый раз я ощущала новизну его поцелуев. И теперь – все вновь. Все сначала. И руки мои скользили по его груди, ногам, всему телу. Он мой: каждой клеточкой ощущаю это, каждый вздох – с ним. Мы – единое целое, и от этого никуда не денешься.
Вот он прикоснулся ко мне. Молчаливый, он и сейчас молчал, но это было святое молчание. Когда я открывала глаза, чувствовала, что он тоже их открывает, и его ресницы приятно скользили по моей щеке. Губы делали свое дело, а руки таяли. Приглушенный свет, и нечто открылось мне. Невидимый напряг, приятный. Я лежала, словно распятая, вот он, как маленький припал к моей груди, его длинные волосы рассыпались на мне.
— Миленький, прекрасный, светлый мой, ну еще! Я хочу тебя!
Так незаметно вырвалась эта фраза. А что чувствовал он? Полет? Экстаз?
Случилось странное. Меня никто ничему не учил, но будто я все-все знала сама, все делала по наитию. Его губы растворяли и возбуждали, а куда бы ни попадали мои, везде, до самого сокровенного, было приятно. Это он – и нет ничего, чтобы стесняться.
И вот… Это произошло не так, как у всех.
Стон… Его… И закрытые глаза. Боже, какой он красивый в этом забвении! Он и я. И больше никого кроме нас. Никто не нарушает тишины. Святости. Он лежал передо мной: тоненький, юный, но вместе с тем, достаточно взрослый. Ласкал и жаждал, жаждал и ждал.
Но я сама, несмотря ни на что, упала на него. Села, прильнув губами к его шее. Взяла ЕГО, и… и…
— Ах!!! Милый, мне больно!
Он начал вершить свое тайное действо. И было уже небесно, и голова шла кругом, и я уже не закрывала глаз, летела, созерцая его божество. Сейчас, единственный раз, он был для меня богом.
— Моя Лисичка, моя любимая, Ланушка!
— Мне хорошо!
И, нет больше сил вспоминать, это лишь маленькая крупица того, что мы ощущали.
Можно было все забыть, кроме друг друга. Но впереди нас ждали дела и разлука.
Я целыми днями пропадала в колледже, а, придя домой, готовила обед и занималась. Виталька, он часто видел меня за работой: я писала песни, играла классику, играла, что задавали, играла, играла, играла. На репетициях «Принц-Металла» я теперь появлялась редко, только тогда, когда приносила ребятам новые тексты.
Виталя тоже уставал на репетициях, и мне доставляло удовольствие крутиться около него, заботиться о любимом человеке. Я всегда спрашивала: «Ну, как?», и он рассказывал мне все о своих делах. Мы ужинали и уходили в ночь.
И вот, спустя пять недель нашей совместной жизни, Виталик сказал мне:
— Милая, мы должны расстаться ненадолго… На месяц.
— Ка-а-ак? На целый месяц?
— Ланушка, ну надо, надо в Москву. Ты сама заинтересована в том, чтоб наша группа продвигалась. Я сегодня заходил домой к своей маме, она сказала, что звонил Алексей из Корпорации Тяжелого Рока. Ты помнишь его, на нашем концерте?
— Помню, с такими длинными волосами…
— Да. Я позвонил ему в Москву, они ждут нас в Корпорации. Нас Паук хочет слышать живьем, ты представляешь! – Виталик схватил меня за талию и долго кружил по комнате…
А через день он уехал. Мы прощались на остановке троллейбуса, и я не знала, что на другой остановке стояли Римма и Валя, взявшись за руки:
— Ну, что, пока Римма.
— До скорого.
Виталька страстно поцеловал меня и исчез в глубине троллейбуса. А я медленно поплелась домой к маме.
— Светланка! Дочка! – накинулся на меня папа. Мама рыдала, обняв меня, а я говорила тихо:
— Прости, прости мамочка!
— Все хорошо. Ты только адрес оставь.
— Светланка, я убедил нашу маму, что ты уже взрослая, имеешь право быть счастливой с тем, кого любишь. Виталик хороший парень, деловой. И вы с ним многого можете достичь, если будете любить друг друга и стараться вместе построить ваш обеспеченный быт. Потихоньку, по капельке. Вы еще очень молоды, а потом… — папа замолчал. Я улыбнулась ему, подошла, обняла:
— Я всегда буду помнить твои слова, папочка. Вот он опять уехал.
— Возможно, правильно делает. Ладно я, работаю на заводе, а артисту ЧТО здесь делать? Теперь твое дело, верно его ждать.
— Конечно, буду ждать, папа.
Около часа я ходила из угла в угол по квартире. Но жить в своем родительском доме все равно не собиралась.
—
Глава 14
Я снова вернулась в нашу комнатку. Ко мне сразу пришли Римма и Наташа. Они принесли бутылку водки (ну как без этого?) и мы втроем «отметили» нашу разлуку. Звучало много разной музыки, но когда я ставила кассеты с трэшем, глаза Наташи наполнялись слезами.
Вскоре мне в руки попалась газета с объявлениями, и я увидела в ней, что продается новый «ЛидСтар». Я тотчас показала газету Римме, но подруга только удивилась:
— Да, но где ты возьмешь деньги?
— Неужели не найду?
Итак, я начала думать о том, как заработать две с половиной тысячи. К счастью, хозяин гитары согласился подождать.
Сегодня, в канун праздника 8 Марта, в первый раз после зимы, выглянуло солнце. Оно пробило серую пелену туч и бросило перчатку зимним холодам.
Я стояла перед окном, которое выходит во двор, и видела, как сверкают на солнце сосульки, как медленно чернеет крыша и сереет снег. Что-то ярким лучом ударило по глазам. Стоп! Да это же мамин подарок на шестнадцатилетие – золотой гарнитур: кольцо, серьги, цепочка с кулоном. Нелепо как-то получается: от мамы ушла, вот это собираюсь продать.… Но если этого требует дело… Что важней – эти побрякушки или хорошая немецкая электрогитара? (По новым ценам грамм золота стоит очень дорого.) Долго терзали меня эти сомнения. Я ходила по комнате взад и вперед, сердце билось и не знало, что легче: вырваться наружу или разорваться внутри. Наконец я решительно сняла с себя все украшения.
—
Глава 15
Когда ночь оставляла меня одну, и рядом не было Виталеньки, его ласки и слов, его понимания, радостных полетов, слезы душили меня. Стук часов тихо-тихо подкрадывался к сердцу и отзывался в нем: тик-ти, тик-ти; приди, при-ди.
Все всегда думали, что я каменная, точнее железная, я не умею ни любить, ни страдать, ни плакать. Но они только так думали, потому что ночь смывала все краски дня, и мир обретал естество. И я тоже становилась естественной, такой, как всегда. Мне было больно и одиноко, но разве мог в эти дни со мною быть рядом кто-то другой, не Виталька?
И утром, когда я вставала и одевалась, красилась, печаль не оставляла меня. Я шла в колледж по самым тихим и безлюдным улицам. Я чувствовала всем существом начало весны – этого самого яркого времени года. Порою мимо меня проскальзывали чьи-то заинтересованные глаза. И что находили они в моей проклепанной куртке и узких джинсах? Все они были чужие и холодные. А дорога казалась такой длинной.
Но наступил тот день, когда я обрадовалась. Я купила электрогитару! Кроме того, мне еще хватило денег на шнуры и примочку.
— Римма, смотри! Прелесть, правда? А что скажет он, когда приедет?
— Она ему понравится.
— Понравится, ты уверена?
— Уверена!
— Тогда давай подключать!!!
И мы воткнули шнур в Виталин басовый комбик. Римма стала крутить ручки, отстраивать звук.
— Вообще-то нельзя в басовый, проси любимого, чтоб дарил тебе другой, гитарный, — сказала Римма,- а лучше, приходи ко мне, послушаем, как будет звучать на моем.
Я, новая хозяйка гитары, взяла первые аккорды. До чего же они были красивы!
— Ты помнишь, Римма, эту песню играл «Принц-Металл» на своем первом концерте?
Эта сладкая и грустная мелодия взяла в свой плен все, что было вокруг. Римма сидела, как завороженная… Звуки наполняли мое сердце, забвение – только оно было властно над душой. Это забвение, этот экстаз – не только мой: он способен вербовать сотни поклонников. И когда мои слезы смешались с улыбкой, и я, опустив голову, обронила их на черный блестящий корпус «ЛидСтара», Римма подошла ко мне и шепотом попросила:
— Дай мне, я тоже хочу…
А в руках Риммы она звучала по-своему. Римма тоже ждала, но еще и надеялась. Она тоже была влюблена. И ее любовь, первая любовь неискушенной, неизбитой страданиями души, слышалась мне.
Римма талантлива. Она умеет творить чудеса. И мне она открыла новое чудо.
—
Глава 16
Это был еще не концерт, а просто прослушивание. С начала 2-го семестра у нас появился еще один предмет – ансамбль. И мы, как покорные цыплята, были обязаны играть всякую попсу.
Мои мысли, мои скакуны,
Словно искры зажгут эту ночь… —
задорно пел наш солист, а мы с Римкой рубили на гитарах аккорды. Но я знала – следующий номер – мой.
— А сейчас наша гитаристка Светлана Моисеева споет вам свою песню,- отрекомендовался солист, и покинул сцену.
— Барабаны посильнее дайте! – распорядилась я и провела рукой по струнам, — гитару, пожалуйста!
— Вторую гитару тоже погромче, если можно,- подошла к микрофону Римма.
Свет, как я и ожидала, был приглушен, и, подняв голову вверх, я снова впала в это необыкновенное забвение. Пальцы сами бежали по грифу. Мне вторила Римма.
— Кто растворит эту грусть?! – кричала я в микрофон.
Вступил синтезатор, потом – бас и ударные.
Мне кажется, что жизнь моя – сначала,
Что грусть моя безмерна, словно сон,
Еще вчера, еще вчера – встречала,
Ты приходил… Был счастлив и влюблен…
Моя песня была тяжелая, мелодичная, минорная. Я пела о себе, но не только поэтому чувствовала себя хозяйкой сцены. Я делилась СО ВСЕМИ тем, что пережила сама, и мне было неважно, кем были те, что сидели в зале: ребята ли, преподаватели, чьи-то знакомые, друзья ли, враги. Все они были просто люди со своими сердцами, душами, мыслями. Я знала, что каждый «примеривает» к себе мою песню. Кому-то нравится, кому-то нет… Кого-то заставит погрустить, а кого-то – просто задуматься… Для всех звучала одна песня, но я сама, знала, как она, вырываясь из темного плена колонок, становиться несколькими песнями.
Валя с нетерпением дожидался своей очереди в «автомат» межгорода. И вот она подошла. Валя «влетел» в кабину, вставил монетку и быстро набрал номер.
— Привет, Римма! Как дела?.. Риммочка, плохо слышно! Что? Ты не грусти, Римма. Мы скоро вернемся. Как живем? Клево! Играем и тусуемся! Я же тебе говорил, что нас возьмут в Корпорацию, и нас взяли! У нас были концерты с «Коррозией Металла», «Холостым выстрелом» и «Хеллрэйзером»!
Она удобно сидела на диване, задрав ноги на подоконник:
— Валь, а ты все-таки самоуверен… — нежно сказала Римма.
Снова опустился черный вечер. Город заблестел от ночных огней. Мы с Риммой шли по домам.
— Видишь, а мой не позвонил туда, маме, не написал ничего… Кто растворит…
— Эту грусть…
—
Глава 17
Но в воскресенье утром Виталик смело открыл дверь и вошел в комнату. Усталый.
— Виталенька! Милый, Беленький! Давай сумку!
— Привет, привет, моя богиня!
— Ну, проходи, рассказывай.
Он поставил вещи на пол, я сама расстегнула ему куртку и мы снова обнялись и поцеловались. Виталик «упал» на диван, и, рассыпав свои белые волосы на моем плече, начал свой рассказ.
У меня перед глазами вставала шумная столица, тусовки, концерты «Принца», постконцертные пьянки и все, все, все.
— Ой, а ты есть-то, хочешь, Милый? Мы с тобой совсем заболтались.
— Я тебе не изменял, я ждал этой встречи, — тихо и нежно сказал Виталик и сел за стол.
Я мигом его накрыла.
— Я сейчас, — сказала я, поцеловав его, и выпорхнула на кухню.
Мы быстро поели и снова залезли на диван…
— Ты отдохни, выспись…
— Конечно, Лисичка! – шепнул он, но я чувствовала, что будет не до сна. Беленький медленно раздел меня, и мы утонули под одеялом.
…Так я еще никогда не летала.
Прежде, чем позвонить в дверь, Валя немного постоял около нее, в нерешительности перекладывая букет скромных белых цветов с одной руки в другую. Он уже приходил в этот дом, но сегодня ему было как-то не по себе.
Короткий отрывистый звонок, и сразу же послышались решительные шаги, замок щелкнул.
Она была все такой же естественной: босиком стояла на полу, в кофточке, завязанной под грудью, с распущенными волосами. Но уже без своих многочисленных веревочных фенечек, а с тонкой серебряной цепочкой на шее и проклепанным поясом в джинсах. Такой ее увидел Валя, все еще не решаясь войти.
— Здравствуй, Римма!
— О, привет, Валька! Ты уже приехал? Проходи, проходи, не стесняйся, мамы нет.
Валя зашел в коридор, осматриваясь по сторонам, и протянул Римме свой букет.
— Это мне? Спасибо! Ты проходи, я их сейчас поставлю.
Она упорхнула за вазочкой, а Валя прошел в комнату, сел на краешек дивана.
Цветы уютно расположились в маленьком пространстве вазы, а Римма, тихо включив «Iron Maiden», залезла с ногами на диван.
— Ну, Валь, рассказывай, как там, В Москве, как дела у «Принц-Металла»?
Валя посмотрел на Римму и пододвинулся ближе к ней, не сказав ни слова.
— Или ты не в духе? – недоумевала она.
— Да нет же, нет, — выговорил Валя, — я хотел только сказать тебе… Понимаешь, я тебе о нас по телефону рассказывал, а теперь пришел посмотреть на тебя, смотреть долго, моя… Римма, — Валя покраснел и почувствовал в себе небывалую робость.
— Риммочка, я… я… — он еще ближе пододвинулся к девушке, обнял ее за плечи. Она чувствовала, как колотилось его сердце, сама ощущала странное тепло, спокойствие, нежность. «Риммочка, я…» — отдавало в ее сердце эхо ста голосов.
— Говори же, Валька! – отразившись в его глазах, вскинув руки ему на плечи, как в танце, выпалила Римма.
— Люблю тебя!
И он неловко поймал ее губы, она тоже неловко искала его, но миг настал, и безмерное пространство открылось обоим, оно уводило все дальше…
—
Глава 18
Прошло пять дней, и черные ветви с набухшими почками приняли на себя первый весенний дождь, окно захватило лоскуток серой материи, пронизанной прозрачными бусинами.
Так, неслышно, мрачно, вошли в дом разлады с грозовыми последствиями.
На всегда радостном, открытом лице Витали, появилась тень сомнения и разочарования, на сердце – грусть, в душе – кутерьма, в словах – холод.
Ночные полеты не были столь долгими, как прежде. Может, привычка? Или что?
Я поняла: реальность посмотрела мне в глаза. Может, Москва так подломила моего друга? Я была больше, чем уверена в этом, потому что все чаще ссорилась с ним по мелочам, и Виталя доказывал всякий раз: здесь – не то, что там…
Там – ехала крыша, после каждого концерта – интересное общение, там играли глубоко за полночь, а здесь… Проза и еще раз проза.
Две недели «Принц-Металл» не собирался на репетиции. Мой, как медведь в берлоге, то спал до часу дня, то ложился в семь вечера, сразу после своих уроков игры на басу и акустической гитаре. Я не выдержала и взъелась:
— И когда же вы начнете играть, группа из Корпорации Тяжелого Рока?
— С какой стати ты лезешь в мою работу? Почему ты так спрашиваешь?
— А потому, что в последнее время… Ты халтуришь, Виталик, ты говоришь о каком-то «хорошем трэше», а несешь людям откровенную лажу. Я уж тебе не говорила!
— А ты, ты играешь!.. Твой хард – это не музыка, это вчерашний день в роке!
— А чтоб играть трэш на уровне, — уже кричала я почти в истерике,- нужно до крови стирать пальцы, дорогой, нужно работать до последнего. А вы привыкаете к тому, что теперь становитесь известны!
В комнате повисла тяжелая для нас пауза безмолвия.
…Он снова взорвался, так, как никогда на сцене:
— Загадили «металл» твои ублюдки! Сними со стен этих уродов!
— Уродов?! Я всегда уступала тебе, но теперь… Пусть висят! – слезы снова задушили меня и заставили выбежать из комнаты. Как будто Виталька дал мне пощечину. Я взяла недавно купленный, совершенно новый плакат «Металлики», зашла обратно к нам, и повесила прямо над нашей кроватью. А потом молча вышла во двор.
Там бушевала весна.
—
Глава 19
Когда я уходила в колледж, когда возвращалась домой – на время забывала о том, что мы ссоримся. Вчера я поругалась с ним из-за того, что не туда свои ноты сложила.
Позавчера Виталик отказался принести в дом молока, и заявил, что дом – это мое дело.
А этот день целиком повернул все события.
Я хотела принести с собой частицу весенней свежести и тепла. Апрель и мне подарил свою улыбку, с нею на лице я пришла домой.
— Виталенька! Я зачет сдала! Виталь!
Но он сидел, опустив голову на колени, и не отвечал мне.
— Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?
— Мне в лом, — ответил он глухим голосом.
Я заволновалась, села рядом с ним, и, обняв за плечи, произнесла:
— С тобой что-то не то… Скажи мне, милый!
— Не трогай меня, мне в лом. Отстань от меня!
— Ну, хорошо, я не буду тебя трогать, но я не пойму…
Я подошла к окну, в нем шевелилось солнце. Ветер шалил нашими скромными занавесками.
— Отстань от меня! Я не хочу тебя видеть! Ты достала меня за эти полгода! Уходи! Я хочу быть один; я не могу с тобой работать!
— Не можешь работать?! Ты не хочешь работать, потому и не можешь!..
Но солнце позвало к себе, и вся в слезах я выбежала на улицу. Юные листья уже хранили тайну птиц, деревья пищали их тонкими голосами надрывно, как будто плакали.
Боже, весна-то, какая, весна! Не наша она, Господи! Так вот она, поэзия, чем обернулась! Отстань, да! Вот она, наша любовь!
— Отстань, да?! – влетела я в комнату и схватила «Лидстар», — так я отстану, — шнуры полетели в сумку, — жди теперь, когда вернусь!
Документы, белье, косметика… Так, вроде бы, все взяла… «Примочку не забыла?» — произнесла вслух, закрыла молнию…
— Ну, все. Четыре месяца я с тобой жила здесь, один – ждала, два — ругаемся. Ты этого хотел?! Прощай!
Я «влезла» в свои симпатичные «лодочки», косуху, и громко хлопнула дверью.
— Ла-а-ана! – раздался его сильный голос.
…Но уже издали… Я шла, и не оборачивалась.
Я не могла перенести эту муку. Почему быт схватил меня своими серыми ручищами и поставил на землю? Почему Виталька стал каким-то другим после поездки в Москву, в Корпорацию?! Какой дьявол вселился в его душу, сделал из нежного юноши, крутого, в полном смысле этого слова, трэшера? Не способного чувствовать чужую душу… Может, он такой был, а любовь ко мне накинула на его сердце, как паранджу восточная женщина, нежность и ласку? Так или иначе, хотелось растопить его, меньше сердиться, и глотать обиду, как горькие пилюли. Нет, я больше не могу так жить! Я тоже свободна, я хочу петь, искать себя. Я тоже хочу побыть одна! И как бы ничтожны ни были обиды, я ухожу! Ухожу по доброй воле, а не потому, что так сказал Виталик…
«Ника! Выезжаю к тебе одна пятичасовой электричкой. Встречать не надо. Жди. Лана», — телеграфистка приняла мое послание и назвала цену.
Я вышла из телеграфа и направилась к дому. На устах, как заклинание дрожало только одно слово: «Москва!».
…И все-таки дом… Мои мама и папа, так хотелось их увидеть! Я выдернула ключ из замка родительской квартиры…
— Мама! Мама, прости еще раз, я ушла от него и уезжаю! Мама! – но стены ответили мне молчанием. Я прошла по всем комнатам: в доме никого не было. Вот – моя… И все так же глядели на меня оставшиеся плакаты, мама, видно, не решилась их снять. Мой магнитофон, кровать, полки. Здесь рождались мои первые песни. Здесь писались последние перед уходом, отсюда я бежала к нему, любимому.
Где вы, мама и папа?! Ах да, на работе…
Как будто случайно, глаза наткнулись на ключ, лежавший между книгами. Ага! Это ключ от стеллажа, где спрятаны мои деньги! Как я могла забыть о них, когда покупала гитару? И как вовремя вспомнила сейчас. Стипендия за прошлый семестр, которую я отдавала маме… Неплохая сумма. Она не тратила эти деньги на семью, она копила их для меня, говорила, если они будут нужны мне, я заберу их все. Я забираю их мама!
И вот, высыпаю их на колени, чтоб посчитать, но новенькие купюры разлетаются по полу… Я собрала все… Две тысячи восемьсот… И запихнув их в сумку, «накатала» маме с папой длинную подробную записку.
Потом отправилась к подруге.
— Привет, Римма!
— Привет, а что ты ко мне на найт? – я поняла удивление в ее глазах: она увидела меня с собранной сумкой, гитарой, мое ненакрашенное лицо в слезах.
Я приютила «Лидстар» в углу, прошла в комнату, и, упав на диван, ответила:
— Сейчас расскажу!
— А что произошло?
— Козел! Эгоист он! Видишь, ухожу.
— Ланочка, не плачь, пойдем на кухню, за чаем расскажешь, а то тебе совсем не в кайф…
«Дверь на ключ
И свинцом тоска,
Боль в душе…» —
тихо-тихо звучал на заднем плане альбом любимой группы.
— Так вот, Римма, я уезжаю к ним, — сказала я, немного придя в себя, — мой в Москве искал себя, теперь я буду искать. Мне нужен мой кумир и их Поэтесса.
— Ты что-о? – Римма наливала мне четвертую чашку чая, — а как дома, как в колледже?
— Никак! В моей ситуации ты бы поступила так же. Я прогуляю. Я бросаю все… — не выдержав, я снова расплакалась. «Выше голову, Леди Металла!» — подумалось вдруг.
— Свою стипендию, что мама откладывала, я забрала всю. Я написала маме письмо… А так хотелось ее видеть. Если увидишь ее, скажи все еще раз…
— Ладно, я скажу, но, Лана, это безумие… Не уезжай, все утрясется, вы помиритесь, такая любовь… И все сразу… под откос…
— Да, под откос! Я не буду тебя слушать. Хватит! Москва – мой удел. Потому что любовь. Я его…А он, козел, не понимает, ему все для себя, все, все! От – и до… Это у тебя, Римма, любовь, извини, но… Ладно, давай я тебе спою напоследок.
— Ага, спой…
—
Глава 20
Ника не могла понять, почему же я приезжаю одна. Ведь я ей так подробно обо всем писала…
Но поезд нес меня к Москве, мимо меня пролетали деревья, облака, ленты рельс сквозь два стекла окна вагона извивались змейкой. Вечерело. Предзакатное солнце надело оранжевое платье. Не хотелось ни-чего. В голове – ни строчки, в глазах – ни слезинки, все-все сегодня выплакала. Я думала лишь о том, как попаду в Корпорацию, в которой так успешно обосновались две наши местные группы; одна из них – «Принц-Металл».
Как надоело сидеть! И так хочется покурить. Теперь я понимаю Римму, но не умею сама…
…Уже Нара. Все ближе и ближе к столице. Нет, курить я не буду! Все-таки… Виталька? Я с ним в ссоре, но люблю… С другой стороны – хочется поискать. И себя рядом с другими? Не все же один он…
Народу в вагоне мало. Я решила накраситься.
…Прошел час. Ура, уже Киевский вокзал!
Кое-что – уже по рублю. Метро – по жетончикам – полтинник. Как давно я здесь не была! Величественные своды, и уходящий в неизмеримую глубину эскалатор.
— Девушка, на гастроли? – услышала я за спиной наглый голос.
— Отвали!
Я спустилась вниз на несколько ступенек. Странное ощущение – идти по движущейся лестнице. Потом взяла в свой плен величественная архитектура пятидесятых годов.
Но все пролетело со скоростью поезда метро, и я вышла на Арбат. Над столицей сгущались сумерки, на Арбате зажгли легендарные фонари. Расходились лоточники-торговцы, художники, и лишь несколько хиппанов распевали свои свободолюбивые песенки.
Возле стены Цоя собралась тусовка подростков, поклонников «Кино» и «Алисы». Потом эта стайка молодежи дружно пошла к закрытому кафе «Кондитерское», именуемое среди них «Бисквитом».
А мне – в соседний переулок. Там меня ждали. На первом этаже горел свет в окнах.
Это – квартира, где жила Ника Пронина со старушкой-хозяйкой. Я позвонила в дверь.
— А, здравствуй доченька! – открыла она дверь, — твоя подружка тебя заждалась уже.
— Здравствуйте.
И тут выбежала Ника и по-детски прыгнула мне на шею:
— Ланка! Привет! Сто лет тебя не видала!
— Привет, Ника! Хорошо, что писала, не забыла.
Мы вошли в комнату Ники, небольшую, но кажущуюся просторной. Возле окна стоял стол, заваленный книгами и конспектами. У стены – диванчик, как я поняла, всегда раздвинутый, на стенах – полки.
— Так почему же ты одна? – спросила Ника, когда мы вдвоем «упали» на диван, — ты писала, что уже живешь с парнем, писала, что вы вдвоем приедете погостить.
— Писала. Я и песен много этому кретину писала, не везде же с любимым ездить… Мы, Ника, поругались… Ой! Хоть один денек отдохну… От всего…
— Девочки, чаю хотите? – в комнату постучалась хозяйка, — пойдемте, попьем. А лучше – поужинаем. Ник, твоя подружка проголодалась, наверное…
— Лана, ты есть хочешь? – спросила меня Ника.
Я отрицательно покачала головой. Ника настаивала:
— Лана, пойдем, пожалуйста. Это – Анфиса Николаевна, — представила она хозяйку.
— Очень приятно. А я – Света Моисеева, но меня все Ланой зовут.
Обычно, когда встречаются две давние подруги, они сплетничают целый день и не спят ночь. У нас же получилось наоборот. Молчаливая по своей природе Ника, не разлучалась с конспектом, я – только добралась до постели после вкусного ужина Анфисы Николаевны, сразу же «отрубилась».
—
Глава 21
Ника ускользнула как-то незаметно. Я проснулась, и по солнцу в окне догадалась, что уже не раннее утро; встала, быстро застелила кровать. За стенкой возилась Анфиса Николаевна. Я вышла в коридор, поздоровалась с ней, умылась, вернулась в никину комнату.
Свое утро, а было уже одиннадцать часов, я решила начать с повторения всего, что знаю на гитаре. Заниматься пришлось на неподключенном инструменте, но для меня главное – не терять технику, всегда быть в форме. Я играла трэш, а также повторяла свою программу, состоящую из 14 вещей. (Конечно, песен было гораздо больше, но эти 14 – самые любимые, с которых бы я начала работу, если бы представилась возможность самой собрать группу.) О, со мной бы играла Римка!
Песни – это такая вещь, которая отвлекает и увлекает. Когда пишешь песни, когда держишь в руках свой черный «Лидстар», забываешь все. Можно забыть даже любимого… Тем более – я очень злая на него! Кто бы видел и знал мою злость и отчаяние!
Потом я накрасилась, накинула косуху, влезла в туфельки:
— Анфиса Николаевна, закройте, пожалуйста, я по делам…
Вынырнув из своего переулка, я вышла на сам Арбат. Телефон-автомат – прямо на углу…
— Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Тамару Александровну.
— Ее нет, она в командировке. Позвоните через три дня.
— Спасибо. Извините…
Так, облом номер один. Набираю второй – известный фанам телефон КТР:
— Привет, а Паука можно?
— «Коррозия» на гастролях. А кто его спрашивает?
— Светлана Афанасьева, жена солиста группы «Принц-Металл» из Калуги. Мне очень надо поговорить с ним, я сейчас в Москве…
— Дорогая, — сказала низким прокуренным голосом их секретарша, — вся пауковская тусовка будет здесь через неделю.
Облом номер два. Что делать? Позвонить соло-гитаристу любимой команды? Так они сейчас с «Коррозией» гастролируют.… Оставаться, зависать еще неделю? Может, вернуться в Калугу? Пойти жить к родителям и исправно посещать колледж? Ведь и так два дня, считай, прогуляла…
Эти мысли ползли в мою голову, я шла по Арбату мимо гуляющих, спешащих, торгующих, поющих и играющих, рисующих портреты… Как вернуться? Через три дня звонить Поэтессе. И потом – возвращаться ни с чем?! Нет уж! Пока я здесь не сделаю всё, что мне надо, домой не поеду.
Я шла всё дальше и дальше, прошла Новый Арбат, и свернула на Садовое кольцо. И тут увидела афишу: «Рок против абортов». Я поняла, что это тот концерт, который должен быть через неделю. «Ну, всё, — решила я, — пойду!»
Но мне очень хотелось не просто побывать там, а попасть за кулисы, на «банкет» к музыкантам, и показать себя. Как это сделать? Вопрос оставался открытым.
Я пришла домой к обеду, было уже часа четыре дня, и Ника вернулась из университета.
— Ник, ты афиши в городе видела?
— Нет, а какие?
— Как какие? «Рок против абортов»!
— А, эти… Да-а…
— Ну что пойдешь на концерт со мной? А после концерта проникнем к музыкантам, водочки с ними бахнем… Знаешь, все рокеры после концертов пьют. Для них это – как праздник.
— Зачем? Я никогда не пила… Я не знаю, Лана, у меня коллоквиум скоро. Если бы не он, наверное, пошла б.
— Ник, скажи мне, что делать: все они будут только через неделю. Неделю надо как-то прожить, прожить с толком.
— Не знаю. А вообще-то, Ламенок, дурью ты маешься – эти твои концерты, после них – водка, а там – мальчики… Изменишь своему Витальке, чувствую… Дурью маешься, Ланка!
— Дурью?! – я выскочила из-за нашего столика, за которым мы с Никой ели – ты бы лучше подсказала, что делать!
Ох, как она меня разозлила! Еще больше!
Я прошла по комнате взад и вперед, и сказала Нике, встав одной ногой на диван:
— Акустическая гитара есть?!
— У хозяйки есть, — робко ответила Ника, — я могу попросить, если тебе очень надо.
— Очень надо, — сухо ответила я, и добавила, — не обижайся, Ника, если хочешь, я тебе расскажу всё. И всё, что я хочу сделать сейчас в Москве.
—
Глава 22
На следующий день я уже стояла с этой самой акустической гитарой посреди Арбата. Играла всё, что знала: рок-н-роллы, блюзы, свою лирику, а также песни любимой команды. Как ни странно, и вокруг меня собиралась толпа; и мне кидали деньги. Я думала, конечно же, не о деньгах, но лишними они не были.
Так пролетели три дня. Вечером я выгребала их из банки и пересчитывала. Хватало не только на пиво, но даже на день нормальной жизни.
На четвертый день я увидела, что в толпе стоит высокий молодой мужчина с длинными волосами и смотрит на меня в упор, словно оценивает.
Все что было – рок мой,
Жадный и слепой,
Все, что будет – крест мой…- пела я. Но на минуту снова «опустилась на землю» и узнала в нем гитариста любимой команды… Я была удивлена, как никогда, а еще и рада: они приехали!
Когда я допела эту песню, он исчез из толпы и направился в сторону Смоленской станции метро. Я быстро свернула выступление, закрыла банку крышкой, и, схватив наскоро все свои шмотки, пошла за ним.
— Володь! Сто-о-ой!
Гитарист остановился. Я побежала к нему, словно встретила своего парня или брата.
— Володь, вы уже приехали?
— Да. А откуда ты знаешь? Кто ты такая?
— У меня есть телефон Корпорации. Я все знаю.
— Слушай, девочка, зато я тебя не знаю. Откуда ты взялась? Поешь наши песни, а еще и пристаёшь ко мне с вопросами. Фанатка, небось?
— А разве плохо петь ваши песни? Публике нравится. Мне нравится. А что?
— Ничего. Приходи на концерт.
— Спасибо. Я приду. Володь, у меня к вам дело есть. Я могу с тобой поговорить?
— Нет, сейчас нет. Я спешу, гитара ждать не будет…
— Извини, пока, — я повернула в свою, противоположную сторону. Вот так встречка! Да, Володя куда-то спешил, может, его ждали коллеги на репетиции или в студии… Я его понимаю: а если бы я была звездой, говорила ли бы с ребятами, которые поют на Арбате?
Облом номер три. Ну что ж, к своей мечте нужно идти обходными путями. Я решила позвонить Дьяволу, басисту одной корпорационной команды, с которой играл Виталька в Москве. Эти ребята хорошо знают «Принц-Металл», а главное – они хорошо к ним относятся, не только как к собутыльникам, но и как к музыкантам. Об этом я знала от Витали.
Дьявол – единственный музыкант из их команды, чей телефон я знала.
—
Глава 23
Встреча была назначена на Тверской, у гостиницы «Центральная». Я пришла немножечко раньше и ждала, стараясь сторониться так называемых «чурок» — мужчин кавказских и азиатских национальностей.
На меня уже стал заглядываться один из них, но вдруг появился Дьявол, я даже не заметила как. Черная майка с надписью «KREATOR», косуха, узкие «вильветки» черного цвета, русые волосы до пояса, не короче… Это издали. А вблизи – высокий красивый парень лет двадцати трех с карими глазами.
— Привет! – он взял меня под руку и повел дальше по улице, — Это ты Света Афанасьева?
— Да, я.
— Пойдем в кабак, поговорим…
— В… кабак? Может, лучше здесь? Ведь у меня совсем немного денег.
— Зато у меня их много. Пойдем.
И Дьявол повел меня в кафе, явно не дешевое, естественно туда, где было спиртное.
После ста пятидесяти грамм коньяка у меня «крыша поехала»… А Дьявол, наоборот, стал бодрей, и лучше соображал:
— Так что тебя привело сюда? Какие проблемы?
— Во-первых, я – не Афанасьева, мы с Виталей не расписаны, моя фамилия – Моисеева. А проблем у меня много.
— Какие? Если стремаешься говорить, выпей еще, — он добавил коньяк в мой бокал. Мы выпили.
— Дьявол, — взяла его за руку я,- мне очень хреново, — извини, если буду нести всё, что думаю…
— Ничего, говори! Ты классная девчонка, и мне хочется тебе помочь,- Дьявол стал ласкать мою руку. Но мне было всё равно.
— Я хочу в Корпорацию, понимаешь, вот вы моего Виталика раскрутили, а чем я хуже, Дьявол? Мы с ним поссорились из-за музыки. Он её видит с одной стороны, я – с другой, понимаешь, я вообще хард-рок люблю, но и трэш тоже оч-чень уважаю.
— Ты хочешь, чтоб я тебя раскрутил? Но ведь я не знаю какая ты и как ты играешь?
— Узнаешь. Вы все узнаете. А раскручусь я сама, тебя я прошу только: представь меня в Корпорации так, чтоб мне не стыдно было перед Пауком и другими.
— И всё? Хорошо, я представлю тебя в Корпорации после нашего концерта. Только…
— Только что? Ты хочешь меня слышать? Я тебе могу что-нибудь сыграть на гитаре. Только счас я – пья-на-я…
— Я понимаю. Поехали ко мне, отойдешь.
— Поехали!
Машина Дьявола стояла прямо напротив дверей кафе, видимо, он сразу хотел пригласить меня именно сюда. Обняв меня за плечи, чтоб я случайно «не сошла с рельсов», Дьявол подвел меня к машине, открыл дверцу и осторожно усадил.
— Это моя «Волга»,- сказал он, усаживаясь за руль, а у папы две машины.
Мы неслись по широким московским улицам и проспектам. Дьявол открыл новую пачку американских сигарет и закурил.
— Скоро мы будем выпускать наш первый диск.
— На SNC-record? – спросила я, еще сохраняя ясность мысли, но будучи совсем «без крыши».
— Да, у нас всегда есть деньги, чтоб «выпускаться» на SNC.
Потом мы замолчали на некоторое время, и я не заметила, как успели приехать. Дьявол остановил «Волгу» во дворе современного двенадцатиэтажного дома.
— Ну что? – спросил меня он, крепко прижав к своей груди, — ты и вправду так быстро пьянеешь?
— Да… правда, хотя бухаю стра-ашно, по любому поводу, который можно отметить.
— И правильно! Наш человек! Ничё, скоро привыкнешь, как я. Сколько тебе лет?
— Мне лет? Не все ли равно?
— Ладно, ладно! У дамы не спрашиваем. Пойдем ко мне, не упадешь?
И Дьявол снова открыл дверцу с моей стороны и подал мне руку.
Я вылезла, спотыкаясь, и крепко схватив его под руку, исчезла в подъезде.
—
Глава 24
— Хочешь кофе? Или чаю? От чая ты отойдешь.
— Нет, кофе лучше.
Я завалилась в уютное кресло, в котором утонул бы любой. Квартиру Дьявола я бы назвала не иначе, как хоромы. Это были уютные, отлично меблированные две комнаты и прихожая, из кухни виднелся новый импортный гарнитур. А в комнате, где я сидела, стояла вся аппаратура Дьявола. Свой бас, правда, он прятал от глаз гостей. Он сразу угадал, что я люблю больше всего, и поставил один из ранних альбомов «Black Sabbath», где еще пел старик Оззи.
Вопросы типа: зачем я сюда попала, искренне ли он хочет мне помочь (?), я задавала себе только на следующее утро, а пока…
Пила кофе на кухне вместе с ним, видела, как угасал день… Я посмотрела на солнце и вспомнила, как дрожало оно в нашем маленьком окошке на Воскресенской улице. «Уходи от меня! Я не хочу тебя видеть! Ты достала меня за эти полгода!» — я как будто вновь услышала голос Витали…
— Дьявол, а у тебя жена есть?
— Нет, я развелся, а что?
— Да так, так…Из-за музыки?
— Да, из-за музыки. Она была красивая, но мне этого мало, — и он снова схватил мою руку, — мне нужно, чтоб понимала…
— И поэтому хочешь оттянуться со мной?
Дьявол лукаво взглянул на меня. «Уходи, я хочу быть один, я не могу с тобой работать!»
— И поэтому ты, — вскочила я, — предпочитаешь быть один… А вы только на сцене крутые, на самом деле… нет… — и слезы выступили на моих глазах, значит не все еще выплакала.
— Ты плачешь? Зачем? – подошел ко мне Дьявол, — что же я тебе сделал, чем же я тебя обидел?
— Ты… ничем…
И мне он показался обалденным! Не таким, как… Ах, Дьявол! Как ты мне нравишься!
— Ты хочешь в Корпорацию? – приблизился ко мне он, и снова взял за руки.
— Да, хочу!
— Прошу, будь со мной, и я тебе подарю все, что хочешь!
— Мне ничего не надо.
— Правда? Но я не верю… Что ты желаешь больше всего?
— Дьявол, милый, ничего, все, что хотела, попросила.
— Но я хочу тебя, — прошептал он, приближаясь к губам, — если бы не ты, такая замечательная и интересная, наша, я не стал бы… но сейчас,- и губы наши слились в поцелуй, я хо-чу…
— Тебя, — прошептала я. Не устояла…
Дьявол взял меня на руки и понес в свою комнату, уложил на широченную двуспальную кровать и… сам лег на меня. Он снимал с меня одежду, бросая ее в неизвестный угол, обнажая, восхищался, говорил комплименты, но мне было все равно: скорей бы тот самый миг. Хотелось новых ощущений? Какие они с незнакомыми мужчинами? Странно. Еще под воздействием коньяка, но уже трезвеющая, я ясно сохраняла рассудок. Мне было как-то страшно раздевать его, ласкать его, хотелось получить и забыть, и вовсе не хотелось отдавать. Он брал мои руки, и клал на себя, как будто я была неопытна. И сквозь забвение в ласках, я все равно помню, как меня задел этот поворот, и я показала ему все свои возможности! «О, этот миг!» — как пела я в одной из своих вещей…
Дьявол был «монстром» не только рока. Не только профессионально играл. Вытворяя со мной самые головокружительные вещи, казался гением… И под какими только углами не пребывал во мне! Чуть ли не вниз головой…
Но наутро я почувствовала, что между нами не было какой-то суперискорки. Может, потому, что не по любви?.. Это были первые мысли, которые ударили в голову.
Дьявол спал спокойно, умиротворенным сном. Из-под одеяла вылезала его нога, и, как маленький ребенок, он раскрылся во сне. Я натянула на Дьявола одеяло и представила, как ему сейчас хорошо. Вставать не хотелось. Сама укрылась чуть ли не головой. Взгляд снова побежал по потолку… «Скотина!» – подумала я, — «Всем им, мужикам, одно надо! Хотя, может, он – человек порядочный… А может – нет. Раскрутить меня хочет искренне, я ему нравлюсь, как своя «чувиха», вместе с тем – не поиметь с этой «чувихой» секс – тоже странно… Прошло много времени после развода, ему надо…
А вдруг он действовал по заранее разработанному плану? Хотел напоить, чтоб приблизить, приблизить, и потом, раскрутить? В подарок. Он считает, что корпорационные подружки должны уметь пить водку, «любить», и хорошо делать своё дело. Вместе с тем, чувствую: роди я от него ребенка – бросил бы. А интересно, у него есть ребенок? Но меня должно это меньше всего волновать».
Сегодня предстоит показать ему свои возможности – умение играть. Еще надо позвонить Поэтессе. Я встала, в голом виде подошла к телефону. Набрав номер редакции, поздоровалась и сказала:
— Тамару Александровну позовите пожалуйста.
— Простите, а кто её спрашивает? Я представилась.
— Ее нет сейчас, она в издательстве, — последовал ответ, — подойдите к концу дня, она должна быть.
Снова легла. А он проснулся. Дьявол взглянул на меня мутными спросонья, глазами, и потянулся. Он даже не посмотрел в мои, а только потянулся еще раз и сказал:
— Э-эх, хорошо! Хорошо было ночью? А теперь займемся делом.
Он бодро встал и пошел в ванную. И вдруг мне сделалось грустно. Так грустно, как никогда. Откинув одеяло ко всем чертям, я быстро оделась. И стала настраивать дорогую акустическую гитару Дьявола, которую сняла с разноцветной стены. Я даже не стала убирать кровать, на которой мы вчера так мило кувыркались.
— Ну покажи мне высший класс, — сказал вошедший в комнату Дьявол.
— Что тебе сыграть – лирику или?..
— Что хочешь, ты думаешь, я не люблю лирику? Ошибаешься. Я её всегда уважал, несмотря на то, что моя стихия – забойный трэш.
Откуда такая холодность в его голосе? Куда исчез вчерашний Дьявол, милый Дьяволенок? Кажется я поняла, но…
Я начала петь мою коронную «Грусть». В тот момент хотелось, чтоб эта вещь стала хитом. Кто об этом не мечтает…
—
Глава 25
— Кажется, Ламенок уже не придет,- думала в ту ночь Ника. Неудивительно, что думала плохо.
У Поэтессы в редакции меня обломали третий раз. Я пришла туда, постучалась в дверь её кабинета, даже подёргала ручку… тишина. Я направилась к выходу, спустилась вниз, но когда снова увидела форму охранника, меня осенила мысль… Резко повернув обратно, я постучалась в дверь главного редактора:
— Здравствуйте! Я по делу к Тамаре Александровне… Когда её можно увидеть?..
— А, это Вы! – перебил меня он (видимо, понял, что я смутилась), — Я узнал Ваш милый голос. Присаживайтесь, пожалуйста.
Я села.
— Вы случайно не поёте? — продолжил редактор, — мне очень понравился Ваш голос.
— Пою. Но давайте о деле.
— Да, извините. Я Вас слушаю.
— Мне нужно увидеть Тамару Александровну. Поверьте – это мечта моей жизни. Я пишу стихи, ни о какой печати пока не думаю, просто… Хочу услышать здоровую критику, узнать истинную цену моим дождинкам, высохшим на бумаге.
— Хорошо сказано,- заметил редактор. Это был человек средних лет, довольно мягкий, возможно, очень добрый. Он, словно красивой мебелью квартиру, обставлял себя словами, сказанными высоко, но без лести.
— Я могу поделиться и с Вами, но мне интересно знать и её мнение. Пожалуй, это единственная вещь, в которой я остаюсь еще капризным ребенком.
И подборка – пятнадцать листов стихов и рок-текстов – лежала у него на столе.
Я брела по сонному Арбату, брела к Нике за вещами… Было решено, что пока я в Москве, буду жить у Дьявола: так захотел он, снова осыпая меня многочисленными поцелуями и обещаниями. Ради своей цели я пошла на всё, закрыла глаза на те черты, которые мне не нравились в его характере. Дьяволенок мне нравился внешне, внешне и только. Как личность он у меня восхищения не вызывал, потому что ни к чему не прилагал особых усилий, всё было дано ему в готовом виде. Он привык к подаркам судьбы и славе.
А я согласилась быть его протеже от отчаяния и злости на своего эгоиста, который не может со мной работать. Поняла, что свою жизнь надо строить самой, ни на кого не надеяться, никому не верить до конца.
Дьяволу я тоже не верила. Уже не верила… Но если послезавтра я приду на концерт с черного хода вместе с ним – это будет достижение.
Послезавтра концерт. Дьявол упорно работает. В чем он был настойчивый, так это – в музыке. Тут он не надеялся ни кого: ни на свои сотни тысяч, ни на «руку» своего папы…Сколько бы ни было денег, какие ни были бы связи, какой бы ты не был талант – ничего не поможет, если не будет работы, каждодневной и упорной. «Второй мужчина в моей жизни, — усмехнулась я, — трэшер и бас-гитарист». Интересно получилось. Но в конце концов я буду играть то, что хочу. Просто хорошую музыку. Даже если она будет тяжелой, надо, чтоб её слушали и понимали как можно больше зрителей. Как можно больше нормальных людей, которые любят и страдают, во что-то еще верят или уже не верят… Тогда это будет искусство.
А творчество Дьявола и его группы – это искусство? Заурядный трэш – это голая техника и ни капли души. Кстати, в постели он такой же.
— Ника, не обижайся, пожалуйста. Мы ведь говорили уже на эту тему.
— У тебя, Ламенок, своя жизнь. Вот так, учишься десять лет в одном классе, дружишь все эти годы, а потом за какую-то неделю понимаешь, что мы разные.
— Разные люди тоже могут общаться между собой. Это только дураки ссорятся.
— Да, ты Ланка, права – не будем дурами.
Я обняла её.
— Удачи, — прошептала она мне,- если что…
— Я поняла, Ник. Спасибо.
Я не знала, что в этот день в редакции происходило вот что.
Всегда спешащая по делам Поэтесса, прибежала на работу, быстро повернула ключ в замке своего кабинета, взяла какие-то бумаги, и снова собралась уходить. Она запирала дверь, её заметил редактор и направился ей навстречу.
— Тамара Александровна, вы уходите?
— Да, да, да, — спешно ответила она,- сейчас я иду в свою рок-группу, затем – встреча с молодой певицей и её композитором, потом, ох… эти хлопоты по поводу издания книги, — и она назвала фамилию одного многообещающего выпускника литинститута.
— Я хотел бы попросить Вас,- сказал редактор, но Поэтесса перебила его:
— Что? Опять та девчонка? Кто она такая, чтобы я уделяла ей внимание? У меня и так весь рабочий день расписан по минутам!
— Зачем Вы так говорите? Вот её стихи, — он протянул Тамаре Александровне, — Я могу понять такой напор с её стороны. Жажда признания. Трезвой оценки своего творчества. Я очень прошу Вас встретиться с нею через два дня в десять утра…
Поэтесса вздохнула:
— Ладно, посмотрим.
И побежала по своим делам. В метро она все-таки прочитала эти пятнадцать листов.
Дьявол был на репетиции. Но он отдал мне свой ключ и очень просил не задерживаться. Как он был рад, что я решилась побыть у него! Он придумал наш роман, как спектакль, в котором играл главную роль, и сам же восхищался своей игрой. Я уеду из Москвы, и он забудет меня на следующий же вечер.
Увы, многие мужчины ведут себя так, когда увлекаются нами. Я говорю именно об увлечении, а не о любви.
—
Глава 26
Я попала в Корпорацию. В её закулисную жизнь. Видела, как ребята готовятся к концерту. Как выходят на сцену группы, настраиваются, играют свою программу.
Дьявол, как и обещал, представил меня всем:
— А это Лана, моя крутая подруга, и не менее крутая гитаристка.
Во время концерта всем было не до меня. «Подруга, и подруга!» — думали они. И вот я увидела свою любимую команду! ( Был период, когда они выступали вместе с «монстрами» трэша). До концерта я даже не подошла к ним, не стала напоминать о себе уже знакомому Володе. Я только наблюдала из-за кулис, как они выступали. И восхищалась…
После концерта был «банкет» — обычная пьянка, где водка лилась рекой. Дьявол дал мне полную банку тушенки:
— Ешь, закусывай.
— Дьявол, ты что? Всю банку – мне?
— Ничего, ешь. У нас их много.
Потом группы стали играть джем-сейшн – это было уже спустя час после концерта, когда толпа разошлась, а работники спорткомплекса закрыли все двери. Ребята менялись инструментами, пели чужие песни, и, наконец, каждый показывал своё мастерство. Многие играли ничуть не хуже, чем Блэкмор или Мальмстин, и пели, как Роберт Плант или Ян Гиллан.
— Давай, Лана, твой черед,- Дьявол хлопнул меня по плечу, и шепнул на ухо,- выходи, я с тобой!
Я взяла «Jackson» у их гитариста, подстроилась и запела:
На стенах полночь. Фонари.
Блуждают тени.
Мы в сказке жили до зари –
Двоих сплетенья…
Дьявол аккомпанировал мне, будто знал эту песню наизусть. За установкой сидел Мускул, барабанщик Дьявола, и тоже неплохо импровизировал. К нам подбежал гитарист, который
так же, как и я, не выступал сегодня, и заиграл чудесное соло к моей песне. Мы отыграли,
на сцену вышли другие…
А этот гитарист, обняв меня за плечи, увёл за кулисы:
— Ты подруга Дьявола?
— Да.
— Москвичка?
— Нет, из Калуги.
— Жаль. Раньше у нас группа была «Железный ливень», слышала? Так вот, я остался один, сам. Мне нужен новый состав, и я ищу классных музыкантов.
— «Железный ливень»! Правда?!
— Не делай большие глаза, тебе не идёт. Да или нет? Мне нужен ритм-гитарист. А ты прилично играешь.
«Играть трэш,- с грустью подумала я, — но это Корпорация, «Железный ливень»… После них я окрепну и сделаю свою карьеру».
— Конечно, да!
— Ты переедешь к нам? Придется много работать, не наездишься, подумай.
— Техническая сторона вопроса на мне, можете считать, что я ваша гитаристка.
-Когда все решишь, звони. Увидимся.
Он дал мне свои координаты и удалился.
Я вернулась к ребятам Дьявола. Дьявол дал мне стакан, наполненный на четверть:
— Всё нормально?
— Всё круто!!! – улыбнулась я, еще не поверив до конца в новое предложение. Но музыканты уже стучали о мой стакан: «За тебя»!
В дальнем углу гримерки пили «Коррозия Металла» и моя любимая группа. Сидя на коленях у Дьявола, я с грустью посмотрела на моего кумира. Вот с кем бы ни о чем не жалела… Но мой был Дьявол, а я – его.
— Дьявол, это ты говорил с ним?
— С кем?
— С гитаристом «Ливня».
— Да, я. Ты же хотела, я тебе помог, как обещал. И называй его Слава, вы теперь сотрудники. Скажу тебе по секрету: первого мая он собирает в Зеленом театре свой джем-сейшн. Приедут все его друзья и потенциальные музыканты. Тебе обязательно надо быть там.
Я лукаво посмотрела на Дьявола и улыбнулась:
— Дьяволенок, ты просто чудо, ты просто, у… — я поцеловала его в щечку. Потом слезла с его коленок, и подошла к Мускулу, который курил у окна.
— Ты круто нас поддержал! – сказала я. Он налил нам водки:
— За музыку!
— Кто читал «Мертвую зону» Стивена Кинга? Такой крутой роман! – громко говорил Паук. Он был пьян, но ничего не было в нем от того Паука, которого знали мы все. Сейчас все «звезды» были веселые, приветливые, совсем не такие, как на сцене.
— Привет! Тебе понравилось? – спросил меня … Володя, оказавшийся рядом с нами.
— Да, очень, а меня Лана зовут, будем знакомы! – я протянула ему руку.
— Ты настойчивая, Лана, молодец.
— Извини, что тогда так… я тут,- тут сзади ко мне подошел Дьявол, Володя пожал ему руку, — с ними джем играла.
— Теперь понятно. Надеюсь, увидимся еще.
— Я тоже. Ладно, пока.
— Пока, ребята, — ответил Володя и удалился.
— Поехали домой,- сказал мне Дьявол и вывел из наполненной табачным дымом гримерки.
Очнулась я у него дома. Я лежала донага раздетая на всё той же роскошной кроватище, рядом спал он. В окнах серело. Я зажгла ночник, и, посмотрев на его безмятежное лицо, погладила по волосам и поцеловала. И снова стала проваливаться в сон.
Я была счастлива.
—
Глава 27
Как долго я ждала этого дня! Он был ясный, и солнце протянуло свои лучи-объятия мне. Я встала, и, несмотря на легкое похмелье, была бодра духом. Накрасилась, оделась прилично. Завтрак состоял из пакета кефира и белого хлеба.
Кинув кошелек в маленькую дамскую сумочку, я попрощалась с полусонным Дьяволом и ушла.
Москва казалась праздничной. На работу спешили люди, неслись куда-то автомобили, стучали трамваи.
Ровно в десять я была в редакции у Поэтессы.
Я робко постучалась в дверь и вошла. Поздоровавшись, я заметила, как ослепил меня солнечный луч в окне её кабинета. Я села напротив её стола, и рассматривала настенный календарь за 1989 год с портретом Ахматовой. Поэтесса перечитывала мои стихи еще раз.
— Да! Мне понравилось, — сказала она неожиданно, — правда ещё не совсем профессионально, но чувствуется настроение, поиск. А главное – у тебя уже есть свой почерк. Но… не пытайся писать в каком-то одном стиле. Ты найдешь себя не сейчас, а через несколько лет…
Я улыбнулась.
— Вот рифмы у тебя не совсем точные, — продолжала она, — немного страдает ритм. Ты просто не знаешь основ поэтики.
Поэтесса написала на листочке названия нескольких книг и протянула листик мне.
— Вот литература. Найди что-нибудь. Почитай. Я верю, что тебе будет интересно.
— Спасибо, Тамара Александровна. А как Вы стали рок-поэтессой?
— Просто познакомилась с одним композитором и певцом. Я пришла к нему на концерт со своей тусовкой, потом мы подошли к нему, и я сказала: «Нам очень нравиться, как Вы поёте… А я – пишу стихи». Моих стихов он не взял, но познакомил меня со своими молодыми друзьями-музыкантами, и с тех пор… Тогда я училась в институте, — лицо Поэтессы озарилось ностальгической улыбкой, — я носила длинные волосы и много фенечек. Все думали, что я – хиппи, но в системе я никогда не была.
— Вы слушали очень много запрещенной тогда музыки. А как Вы её доставали?
— Родители работали за границей. У меня были фирменные диски. А ты, Лана, тоже хочешь писать для рока?
— Да. Но не совсем понимаю, что же такое рок в стихах?
— Это внутренняя злость. Если ты хочешь писать «металл», то у тебя она должна быть в сердце. Иначе – ничего у тебя не выйдет.
— А если её нет, то получается лирика?
— Лирика – тоже хорошо. Вот у тебя тут есть блюз, если вот здесь и здесь переделать, слово «тайна» заменить словом «танка»; будет замечательно, смотри:
Она шагнет, прекрасная, как танка,
Её уже никто здесь не найдет. Это о тенях, так ведь?
— Да.
— Но я бы, лично я, вообще ничего не писала, кроме последних шести строчек:
Твой мир – в исчезновении теней,
Любовь – в исчезновении теней.
Вся жизнь – исчезновение теней. Я бы вынесла эти слова на отдельную страницу и напечатала посередине.
Кто знал, что в это время в Калуге, наша классная руководительница Лариса Михайловна строго спрашивала Римму:
— Где твоя подруга, Захарова?
— Не знаю. Ей-богу… не знаю.
— Смотри, дело кончится тем, что мы исключим из колледжа эту «прекрасную гитаристку».
— Причем здесь я?
— Так и передай своей подруге, Захарова.
А я звонила на конкурс «Утренняя звезда». Но обломалась. И поспешила домой. Мне надо было срочно что-то решать насчет моего окончательного переезда в Москву…
—
Глава 28
Я снова вошла в эти стены… Вот эти плакаты, и та, роковая «Металлика». Как больно сюда возвращаться, больно смотреть, больно чувствовать. Как много начиналось именно здесь. И слезы потекли сами собой из глаз. Я почувствовала, что слабею, и упала на кровать. Нашу!
— Господи, — произнесла я, — я предала любовь! Что же я натворила! Ведь он все равно любит меня! Вот его бас и джинсы… Живет здесь, потому что любит, ждет!.. А я — тварь, тварь! Я изменяла ему! Была не в силах отойти от Дьявола, от карьеры гитаристки в Корпорации. Господи, прости! Я тварь, ничтожная тварь! Ответь мне, что важнее – дело или любовь?! Передо мной калейдоскопом прошли кадры московской жизни…
— Ты?! Дорогая! – влетел в комнату Виталик, обнял и долго-долго держал так.
— Любовь моя! Ты! Прости за все обиды, прости, теперь мы вместе!
— И вновь ты, любимый! Вновь ты! — он поцеловал меня так крепко, как никогда.
— Нет, Виталик! Нет! Я… я… — вместо слов я захлебнулась в рыдании.
— Почему же? Милый, Лисенок! – взяв мою руку, он прижимал ее к своим губам,- почему?
— Я не твоя, Виталенька, не твоя вовсе, я – одна, свободная, ведь я… изменяла тебе с Дьяволом, прости, прости, но…теперь я гитаристка «Железного ливня». И у меня свой путь, Милый. А ты не простишь, знаю, не поймешь, что…
— Что не пойму?! Я люблю тебя, и… Он снова обнял меня:
— Ты любишь меня? Ты с ним спала от обиды на меня? Из-за карьеры? – я утвердительно, часто закивала головой.
— Мы не можем расстаться, — порывисто заговорил он,- прости меня за всё, за всё, за грубость и невнимание. Слышишь?
— Виталенька, Милый Мой, Виталенька!
Мы упали на диван и любили друг друга так, как никогда до этого.
А когда я снова вспомнила, что изменила ему, слезы опять потекли из глаз.
— Лисенок, я простил тебя, — шептал мне на ухо Виталик, — не мучай себя, а то… Послушай, Лисенок, я должен тебе сказать… это я во всем виноват, я… Если бы не я, ты бы не уехала…
И теперь моя ревность – ничто по сравнению с тем одиночеством, которое было здесь без тебя…
— Но ты же хотел быть один, я же стала мешать тебе…
— Я был неправ, совсем неправ. Ты же знаешь, до тебя я ни с кем не жил вместе. Я многое переосмыслил за это время, и… — говорил Виталенька, а я опять гладила его по белоснежным волосам. И вдруг увидела…
— Что и?! Комбик! Ты купил гитарный комбик?!
— Тебе, — выдохнул Виталик, только чур, не плакать, — он опять целовал меня туда, где лились мои слезы, — ждал, знал, копил, купил…
— Рифма, — улыбнулась я. И мы стали дурачиться! Он снова и снова целовал меня, был во мне, но уже не так страстно, а игриво – мы в эти минуты сочиняли рифмы, потом – кричали от радости взаимных «концов», потом, голые, устроили репетицию. Я достала свою гитару и подключила в «виталин подарок».
— Ух ты, какой звук! – сказала я, и заиграла валину партию из виталиной песни «Путь в ад». Виталик взял свой бас, и я видела, как он удивлен тем, что я знаю их материал. Он играл эту песню со мной, но, после неё, воскликнул:
— Боже, я же не предложил моей принцессе поесть с дороги! Комбик надо обмыть, а потом пускать в эксплуатацию!
Он влез в джинсы, в те самые, что валялись на стуле, и выскочил на кухню. «Да, Дьявол и рядом не стоял…» — мелькнула последняя предательская мысль. Через минуту Виталенька был опять в комнате – в одной руке держал сковородку, в другой – заиндевелую бутылку родной калужской водки. Я хотела помочь ему.
— Нет, нет, — сегодня у тебя праздник – День Возвращения, — восторженно говорил Виталик, — если хочешь, можешь лечь и вообще не вставать, будем пировать в кровати. Ты никогда не пировала в кровати?
— Никогда! – ответила я честно.
— А я знаю!
В сковородке было вкуснейшее мясо с картошкой виталиного приготовления… Он принес в тарелочке хлеб, лимон, селедку, огурец, — все как положено.
— За тебя, за то, что ты есть! – наши рюмочки звякнули хрусталем новой жизни, и мы выпили по первой…
— Вита-а-аленька! – я прижалась щекой к его шелковым волосам, — что мне делать всё-таки: я ведь в «Ливне», и я – люблю тебя…
— Между первой и второй – сама знаешь, поэтому мое предложение такое: сегодня мы пьем и кайфуем, а утром – поговорим. Идет? – он опять звякнул по моей рюмочке.
Алкоголь приятным теплом расслаблял меня, но не смог затуманить того, что я заметила теперь: Виталик и вправду повзрослел за это время.
—
Глава 29
Утром мы пошли гулять. День был ясный, солнце слепило глаза, а мы – шли, шли… Пешком через весь город.
Моя рука таяла в виталиной, я смотрела в небо, на уже зеленые ветки деревьев. Ровно и красиво звучал его голос:
— На самом деле моя вина гораздо больше твоей. Ты ведь ни за что страдала. Я был в Москве месяц и все понял, понял как нам надо жить, нам с тобой, творческим людям. Прости меня, Ланушка…
— Я тебя простила. Без прощения нет любви. Я за одно твое «знал-ждал» готова тебя любить вечно! Мы остановились. Он поцеловал меня.
— А я сразу не понял… Приехал сюда, и вижу – всё здесь не так, как там, не будет того, что там, и впал в депрессию. Вместо того, чтоб действовать. Тебя обижал незаслуженно. А ведь я знал, что надо делать. Только тогда я всё себе так сумбурно представлял, а когда ты сумку собрала и выскочила за порог, меня как молнией поразило… Что значит, хотел быть один? Не обижайся, Лис, хотел додумать свои планы по поводу нас. Только для этого не надо одиночества. Если однажды я встретил тебя!
Я улыбнулась Витале:
— Ну и что ж, ты додумал?
— Валить отсюда надо, вот что додумал! Хоть наш город и рядом с Москвой, но здесь мы не раскрутимся и не поднимемся. Ты вот зачем ездила? Да за тем же, что и я – за раскруткой. Только, видишь, девушкам, одним, сложнее.
— Это точно, — выдохнула я и осеклась.
— Ничего, с Дьяволом у меня будет мужской разговор, — ответил он жестко, потом, взглянув на меня, сказал ласково, — А я ведь, когда к Коррозии в гости ездил, подумал и о тебе, Ланушка. Просто решил, что ты еще учишься и можешь подождать немного, что мне важнее первому. Не прав был, прости. Недооценил тебя, да, — Виталик повернулся ко мне, остановился и снова поцеловал меня. Снова взял за руку, подвел к лотку с мороженым:
— Хочешь?
Я кивнула. Он купил мое любимое, в стаканчике.
— А теперь смотри: карьеру без денег не сделаешь. А это самый мучительный, серьезный вопрос. Мы здесь живем, и нам кажется – хорошо; обеспечены! Твои родители зарплату получили, поесть купили, тебя одели – живи, радуйся, играй на гитаре. Я — уроки дал, поел, иду на репетицию… Так и буду ходить изо дня в день, пока мы все не переженимся, не уйдем с головой в заботы, и не надоест нам наш «Принц-Металл». Не те это деньги, Ланушка. Чтоб раскрутиться надо зарабатывать кучу денег, и постоянно их в группу вкладывать. Тем более сейчас, когда меняется всё – время, строй, власть. Твоя мама ахает и охает (я тоже это знаю, Ланушка), что будет дальше? Что будет дальше? Ничего здесь не будет, любимая: нищета здесь будет, полный хаос, развал, и – капитализм! В Москве уже сейчас начинается этот капитализм, и кто сейчас вертится, работает на себя — потом будет жить нормально. А кто ходит на государственное предприятие и ждет зарплату, — голодает, и будет дальше голодать и разоряться. Вот так круто теперь меняется время. Я за месяц там, успел это понять. Здесь, мне кажется, люди не представляют величины своих будущих несчастий. Вот и мне надо что-то делать более серьёзное, чем уроки игры на гитаре… В Москве – траты огромные. Помимо еды, струн и одежды, там куча соблазнов, а нам с тобой – без соблазнов нельзя: на концерты ходить – надо, тусоваться-знакомиться, в курсе всех событий
быть – надо. Без этого не может быть раскрутки. Своему составу я прямо сказал: как хотите, но вы обязаны переехать все, или я собираю новый состав там. Ребята думают…
— Можно играть на Арбате! Я играла и знаешь…
— Можно, но опять-таки… На первых порах можно. На арбатских деньгах с голоду не умрешь, но я буду искать себе серьезную работу или займусь бизнесом. И вот я решил: мы с тобой поедем вместе в Москву, а чтоб по друзьям не жить, поступим вместе учиться. Вот ты – еще в колледже, и тебе надо его закончить. Я хотел бы, чтоб ты перевелась, отсюда – туда. А я, я уже имею музыкальное образование, поэтому я пойду в экономический вуз… Нам дадут общагу. Нет, на двоих нам не дадут, мы же в разных местах учиться будем.
— Значит, придется снимать комнату, как Ника.
— Ланушка, так тоже можно, но сложно, да и зачем? Бизнес – бизнесом, но мы творческие люди, и у нас на первом месте должна быть свобода. Мешает ли мой бизнес моей свободе или нет – вот первое, о чем я буду думать. А сидеть, трястись, что скоро платить за квартиру, а мы еще не накопили?.. Или ехать к родителям за деньгами? Мы – взрослые люди, на родителей надеяться, нет… Мы всё должны сами. Вот если мы… То есть, нам надо сначала расписаться, а потом ехать поступать учиться! Тогда мы в любом общежитии сможем жить вместе! Сейчас какой месяц?
— Конец апреля.
— Май, июнь… Экзамены в июле. Айда к твоим просить твоей руки!
— Виталь…
— Что?
— Ты сделал мне предложение?
— Я? Да! Так я же давно сделал тебе предложение… — сказал он, и покраснел, и замолчал.
В это время мы были уже в сквере Комсомола. Я устала, мы сели на лавочку. Я положила голову на плечо Витали:
— Милый, сейчас опять начнется: «Ей только семнадцать лет!». Мой день рожденья – осенью. А я им ещё такое письмо написала перед отъездом…
— Знаю, Лисичка, — сказал Виталик. (Я вспомнила его скромную поздравительную открытку, подписанную от имени всей группы, т.к. тогда мы только-только познакомились). – Не волнуйся. Я, когда ты уехала, был у твоих… Я всё уладил…
— Ой, правда, а пойдем к моим, они нам будут рады. Так всё было плохо, а теперь мы вместе! Только, милый, что мне делать с «Ливнем»?
Мы направились в сторону троллейбусной остановки. Виталик сказал строго, как мой папа:
— Поспешила ты всё-таки, Лисичка. Закончила бы учебный год, тогда… Что ты сказала Славе?
— «Техническая сторона вопроса на мне».
— «На мне», на мне она, милая, на нас. Когда репетиция?
— Мне надо быть через неделю.
— Значит, через неделю будем там. Вдвоем, — сказал Виталик, лаская мою руку, и задумчиво глядя вдаль.
—
ЭПИЛОГ
Звуки, похожие на капли дождя, и светлая-светлая, но минорная мелодия. И зал, покоренный этими звуками. Возле меня стоит Римма, сейчас её партия. Вот очередной аккорд, и:
О-о, О-о,
Миссис Рок,
Ты стала моей маленькой тайной.
Ты чувствуешь сердцем,
Поешь душой,
Живешь своим делом,
Но…но-о, Миссис Рок…
И зал уже зажег свечи, и первые ряды мерно раскачивались под наш блюз. Я знала, что в глубине зала сидит моя мама… Она очередной раз приехала к нам в гости.
На басу играет Виталик, на барабанах — Коля Никонов, клавишника я нашла уже здесь. Это моя группа «Андромеда», которую я собрала с помощью Витали.
А из «Железного ливня» я ушла, вернее, мы снова распались. «Принц-Металл» тоже распался в 1994 году, да и Корпорации, такой как тогда, уже нет, хотя юридически она существует до сих пор, и выпускает всякие панк-сборники… Дьявол играет по клубам поп-рок в новом составе, но мы с ним с тех пор не общаемся…
— Миссис Рок, — пела я, а под сердцем уже трепетало существо, которое скоро будет жить. После концерта скажу Витале…
О-о, о-о, о-о –
Миссис Рок,
Леди Металла… — я люблю распеваться на этой своей песне. Шесть лет назад был её дебют в клубе «Б-2».
Я быстро переоделась в свой любимый домашний костюм: топик и трикотажные розовые брючки. В дверь тихонечко постучали, она приоткрылась:
— Мама, можно я у тебя буду разукрашивать?
— Конечно, Анечка, только сиди тихонечко, не мешай, сейчас придет крестная, и мы будем работать.
— Опять работать? А когда мы пойдем в парк?
— Мы с крестной поиграем, а потом пойдем с тобой в парк.
Аня села на нашу с Виталей кровать, положила на тумбочку карандаши и альбом с черно-белыми картинками. Там были нарисованы сказочные принцессы в пышных платьях, их кавалеры со шпагами, кареты…
— Мама, а почему сейчас не носят такие платья, смотри как красиво!
— На праздники носят, а на каждый день – неудобно. Вот как ты в метро будешь ездить в бальном платье? Запутаешься в юбках.
— Так у папы же машина!
Я не успела ей напомнить, что когда папа на работе, как сейчас, мы ездим в метро… В дверь позвонили.
— Крестная, крестная! – закричала Анюта, — и – бегом в коридор. Я открыла Римме дверь, Анечка тут же кинулась к ней.
— Приветики! – радостно сказала Римма, и – протянула Анютке очередного мягкого цыпленка, — держи.
— Спасибо, крестная! Какой он красивый! Мы будем вместе с ним бал разукрашивать, да, Цып?
Римма оставила в коридоре свои полусапожки на «шпильках», и прошла вслед за Аней в нашу спальню-студию. Она достала из чехла гитару, шнуры, примочку и стала подключать всё это; воткнула шнур в свободный комбик (мы с Виталей его так и называем – Риммин комбик).
— Давай состроимся, — сказала она мне. Мы настроили наши гитары…
— Смотри, — сказала она мне, — ты играешь вот такой рифф.
Я повторила за ней пару раз, потом сама – получилось.
— Предыстория такова, — сказала Чудо, — я не спала всю ночь и хочу написать такую песню…
— О чем?
— Не знаю, я не поэт, как ты… Может, Ланк, придумаешь? Помнишь, вчера, когда мы ужинали после концерта, за столом сидел такой полненький солидный незнакомец с карэ…
— Да, и что?
— Ты знаешь, кто он?
— Кто же?
— Продюсер с Нашего Радио, Олег, друг N***.
— А, вот почему мой уехал туда поутру…
— Да нет, Ланк. Твой – это твой. То, что его туда позвали именно сегодня – случайное совпадение. Они давно хотели с нами сотрудничать, вот этот Олег и приехал на концерт. Вы с Виталей домой уехали, а мы с ним еще час болтали на все темы – глаза Риммы сверкнули такой радостью, какую я не видала у нее несколько лет, — он меня приглашает сегодня гулять на Смотровую площадку! А я, я боюсь, Лана… А вдруг опять облом… Я хотела отказать, но и отказать тоже почему-то побоялась. Я ему сказала, что у меня двое детей без отца, что у меня ужасный характер, и что я больше всего люблю гитару, и вообще — на свете нет человека, который возьмет на себя такую ответственность… А он только улыбался и говорил: «Без ответственности нет любви».
Чтобы соответствовать уровню жизни человека небедного, Римма и сейчас много работает. Своего жилья, как у нас, у нее пока нет, она живет в общежитии МГУ на Воробьевых Горах. Она, как и мой Виталик, высшее образование выбрала не музыкальное, а стала философом-религиоведом. Случилось это так.
После развода с Валей, Римма стала активно посещать богослужения в храмах, ездить в монастыри, интересоваться историей нашей страны. «Не хочу в храме бараном стоять, изучить все религии – это круто, буду знать, что откуда произошло» — говорила она нам тогда, а мы радовались её решимости. А потом ей новая профессия понравилась: и стаж идет помимо уроков и концертов, и в комнате она с детьми одна – никто не мешает. Теперь Римма научный сотрудник в университете…
— Как джентльмен, он решил отвезти меня домой, — продолжала Римма, — и, представляешь!.. По дороге мы остановились, Олег на минуту вышел, а потом садится за руль и дает мне корзину обалденных цветов! Дома я поставила их на стол, и увидела внутри картонное сердечко, а на нем надпись: « В 19.00 буду ждать у входа. Надеюсь, самая красивая девушка на свете не откажется от прогулки по Воробьевым Горам. Олег» И что ты скажешь, Лана?
— Сходи, может … — я подошла к микрофону и пропела:
Ты скажешь нет,
Нет своим слезам,
Ты его прочитаешь по глазам
— Вот это да! Вот они, слова новой песни!
Римма улыбнулась и сыграла новое, замысловатое соло.
конец
май 1991 – 28 июля 1993
Пролог, эпилог, редакция – ноябрь 2004 – март 2005.
В начало
